Молодость
Шрифт:
Глава тридцать четвертая
Бандиты вели Степана, подталкивая прикладами. Это были молодчики из отряда Попова.
— Чего? К стенке хочешь?! — закричал курносый на остановившегося Степана.
— Да наверни ему по кумполу! — посоветовал другой.
Степан медленно обвел конвоиров потемневшим взглядом.
«Паршивые вояки, — думал он. — Ни патронташей, ни подсумков. На ремнях — гранаты без капсюлей. Рассчитывают больше на наш страх, чем на собственные силы».
— Вы,
Бандиты переглянулись.
— Вытряхай. Отпустим.
— Не могу. Деньги казенные. Отвечать, глядишь, придется.
— Казну мы за ночь ликвидируем.
— Это на воде вилами писано, — усмехнулся Степан.; Курносый лязгнул затвором.
— Вытряхай! Иначе… хоть у меня в руках и не бог, а помогает!
— Должно, в кооперации служит, — шепнул приятелю другой налетчик. — Бери на понт!
И он тоже приставил к груди Степана дуло винтовки.
— Вот что, ребята, — сказал Степан, оглядываясь по сторонам. — Деньги отдам. Только прострелите мне куртку. Спросят, куда девал деньги, скажу — отняли. Едва, мол, жив остался…
И, раздевшись, он повесил свою серую куртку на сучок дерева.
Бандитам выдумка понравилась. Наставили винтовки, дали залп.
Внимательно осмотрев куртку, Степан медленно одевался, прислушиваясь к чему-то вдали…
Бандиты, встревоженные шумом мотора, оглянулись. На выстрелы мчался грузовик, полный красноармейцев.
— Та-ва-а-рищ! — взмолился курносый, увидав, как Степан распахнул полы куртки и решительно выхватил спрятанный под рубашкой наган. — Мы же тебя не задерживаем, ей-богу….
— Зато я вас задерживаю!
— В чем дело? — крикнули с грузовика.
— Мятежники, — Степан подтолкнул бандитов к машине.
— А ты кто такой?
— Возьмите у них мой бумажник. Там документы, — сказал Степан, взбираясь на грузовик.
Грузовик летел по улицам и переулкам, делал крутые повороты. Красноармейцы, придерживаясь друг за друга и сжимая в руках винтовки, с ненавистью глядели на бандитов.
— Вот эти, значит, и есть «левые»? — спросил молодой пехотинец.
— Они самые. Краса и гордость Покровки, — отозвался со знанием дела пулеметчик, лицо которого, пухлое и белобровое, словно выпеченный ситник, показалось Степану знакомым. — Вчера служили нам, а нынче — господам.
Он говорил громко, с характерным орловским аканьем, и Степан тотчас вспомнил сына Васи Пятиалтынного, еще перед войной покинувшего Жердевку…
— Здорово, Севастьян!
— А? Здорово… — пулеметчик даже растерялся от неожиданности. — Из нашенских? Ну, кажись, и я признаю теперь: Степан! Вот это оказия… Слух был, что тебя под Перемышлем схоронили!
— Меня схоронить не так просто, брат! Я, видишь
— Жить, не знаю, придется или нет, а воевать будем, — Севастьян покосился на захваченных бандитов. — Дюже не нравится кое-кому наша свобода! И решили эсеры к затрашнему дню Советскую власть ковырнуть…
— И свинья курила бы трубку, да нижняя губа коротка!
Красноармейцы засмеялись.
Незадачливые поповцы смиренно сидели на дне кузова, беспомощно вихляясь от толчков ревущей машины. Их сдали на Лубянке чекистам, и машина понеслась дальше.
Город погружался в темноту. Лишь на золотых куполах церквей стыли последние лучи закатного солнца. Поднялся ветер, гоняя пыль вдоль обезлюдевших улиц и пустынных площадей. В небе, зловеще надвигаясь, росла черная туча, вся в белых прожилках молний.
Грузовик миновал кирпичные стены древней арки с часовыми по сторонам и резко затормозил на тесной, запруженной войсками площади. Шуршала мостовая под ногами пехоты, громыхали орудийные запряжки.
Степан огляделся и то ли сам понял, то ли услышал:
— Кремль…
Они находились на Кремлевском дворе. Раздавались голоса команды, шум и лязг оружия. Пробегали люди в штатском с наганами, в новых кобурах. Это были делегаты Всероссийского съезда Советов, прикомандированные к частям.
…Ночь плотно приникла к земле. Она как бы прислушивалась, что таила в себе вздыбленная на холмах тревожная Москва.
Красноармейцы подравнивались. Оправляли одежду, подтягивали пояса. Кто-то уже сообщил, что Ленин обходит войска, призывая к мужеству, спокойствию и боевой готовности, не скрывая в то же время всей напряженности момента.
Мимо Степана твердым шагом прошел военный в кожаной фуражке. Это был Семенихин, принимавший на вокзале эшелон с хлебом. Сейчас ему надлежало вести красноармейские подразделения против «левых» эсеров.
Степан догнал Семенихина и попросил включить его бойцом в свою часть. Командир охотно согласился. Он уже слышал о встрече комбедчика с бандитами, — рассказали красноармейцы, прибывшие на грузовике.
— Хорошо, товарищ — кивнул он, с любопытством рассматривая плотную фигуру Степана. — А каким, образом вам удалось захватить двух мятежников?
Степан заметил на худом лице простую, добродушную улыбку И Сам улыбнулся.
— Вы их встретили на улице?
— Это они меня встретили. Я шел на вокзал.
— Но они ведь были вооружены!
— Да. У меня тоже наган.
— Не отняли при обыске? — Отняли бумажник.
— Бумажник!
Семенихин захохотал. Оглянулся на бойцов:
— Понимаете? Бумажник отняли, а наган… ха-ха-ха! Наган-то и оставили. Вояки!.. Какую военную специальность имеете? — спросил Семенихин, немного погодя..