Молодой Ленинград 1981
Шрифт:
Что же осталось? Остался тот самый идеал романтической любви, с которого когда-то все начиналось. Даже Лика — уже весьма далекая от прежних героинь Аллы Драбкиной — при всех своих пороках и «странностях» ее реальной любви, остается ему верна. А главным препятствием на пути к достижению идеала оказываются мужчины, явно не способные возвыситься до уровня любящих их женщин. Судя по тому, что в последнем сборнике Аллы Драбкиной этот сюжет с небольшими вариациями встречается еще трижды — в рассказах «Там за тремя соснами», «Лицо» и «Обложные дожди», — он до сих пор сохраняет для нее свою значимость и привлекательность.
Справедливости ради надо отметить, что настоящие мужчины в произведениях
Однако и сам романтический идеал любви остался неизменным в произведениях Аллы Драбкиной лишь внешне. И если для Васьки, героини «Охтинского моста» и даже Кати он еще психологическая реальность, в которую они верят, несмотря на испытанные страдания и разочарования, то для Лики это уже прекрасная, но пустая и далекая абстракция, о которой она мечтает без всякой надежды, только по инерции.
Романтизм Виктора Лихоносова, как и всякий романтизм — антитеза действительности. Как и всякий романтик, не принимая какие-то ее реальные стороны, он противопоставляет им свой идеал. Но если идеал Аллы Драбкиной устремлен в будущее и своей недосягаемостью порождает трагически напряженные чувства, то идеал Виктора Лихоносова обращен в прошлое, как бы утрачен, и потому в его эмоциональной гамме преобладают элегические тона.
Действительно, уже первыми короткими рассказами «Брянские» (1963), «Когда-нибудь» (1965) Виктор Лихоносов заявил о себе как о писателе, обладающем тонким музыкальным чувством природы, с особой теплотой и любовью относящемся к старикам, к прошлому. Его лирический талант проявлял и утверждал себя искусством заразить читателя тем элегическим настроением, которым так дорожил сам автор. И, как правило, это удавалось.
В повести «На долгую память» (1968) Виктор Лихоносов искусно воссоздает полудеревенский быт, психологию и говор людей, живущих на окраине сибирского города. Веришь и сочувствуешь его проникновенному рассказу о нелегком существовании семьи, в которой вырос главный герой — Женя Бывальцев. Подкупает душевная теплота, с которой написаны яркие, хотя и несколько однотонные образы — многострадальной, безгранично терпеливой Физы Антоновны — матери Жени, отчима его — балагура и весельчака Никиты Ивановича Барышникова, соседки Демьяновны, бабы Шамы, Секлетиньи…
Казалось бы, вся повесть и посвящена описанию простонародной жизни как она есть. Но у автора есть и особая цель: передать то чувство, которое возникает у Жени Бывальцева при воспоминании о прошедшем детстве и юности, показать жизнь, преображенную элегическим восприятием. Отсюда специфический жанр — воспоминания лирического героя. «Он (Женя Бывальцев — В. Х.) рос и уходил в какую-то другую жизнь и часто жалел об этом…» и «…в как бы высшей жизни плакал по тем детским картинам, которые и воспитали его, и дали ему на долгую жизнь чувство растроганной ласки и печали».
Женя и сам догадывается о том, что на самом-то деле все происходило не совсем так, как ему теперь кажется. Он сомневается: «Но точно ли запомнил Никиту Ивановича? Не забыл ли чего главного и не подкрасил за давностью лет, благословляя в элегическом
В. Лихоносов достигает своей цели: элегическая дымка, окутывающая все, что описано в повести, создает у читателя соответствующее настроение. Но вероятно, все же существуют какие-то объективные каноны жанра, которыми нельзя пренебрегать. «На долгую память» — не лирическое стихотворение и даже не рассказ, а объемистая повесть, которая охватывает события двадцати с лишним лет. И читатель, помимо общего настроения, вправе ожидать и внутренней динамики, развития сюжета, психологических изменений в характерах героев. Но ничего этого нет. Повесть статична. И статична именно потому, что привносимое «всеохватывающее» элегическое чувство также становится самоцелью — смыслом и содержанием всего произведения.
Эмоциональная заданность нередко приводит к диссонансу между исходящим от лирического героя настроением и описываемым прозаическим бытом, и тогда «поэзия прозы» объективно воспринимается как неоправданная поэтизация, «светящиеся» герои — как искусственно подсвеченные. Необходимо отметить и то, что в повести речь идет не только о печально-неминуемом расставании с детством. Ведь Женя Бывальцев из своего родного дома уехал учиться в Москву. Именно к той московской, да и ко всей его последующей жизни относится столь примечательный эпитет — «как бы высшая».
В повести «Тоска-кручина» (1966) в центре внимания тоже лирический, точнее, романтический герой — Геныч Шуваев и история его любви. «Я вечно куда-то рвусь и заранее воображаю свою жизнь там, в тридевятом царстве. И воображение у меня сильнее жизни», — объясняет он беззаботно преданной ему Лере. Он боится прозы жизни, домашнего очага, в котором «все потонет», уготованной стези… Он знает, чего он не хочет. Но мятущийся романтизм главного героя имеет и обратную сторону — эгоизм по отношению к Лере, неспособность вовремя оценить ее любовь.
Такой сюжет представляет писателю возможность раскрыть романтический мир Геныча Шуваева, выявить его внутреннюю противоречивость, проследить его эволюцию и, если он хотел именно этого, убедить в закономерности и неизбежности краха жизненных принципов главного героя. Но В. Лихоносов вновь уходит от глубокого психологического решения, сводя почти все к противопоставлению естественного, деревенского — цивилизованному, городскому.
Важнейшей чертой романтического мироотношения героя повести, наряду с тягой к перемене мест и страхом перед мещанским благополучием, оказывается злость. Правда, злость его избирательна. Она направлена на завсегдатая книжного магазина, которому «не задрожать над строкой», как ему самому — Генычу Шуваеву; на «собаку» доцента, «славящегося своей осторожностью»; на «свору» однокурсников, которые «умны и талантливы», «интеллигентны и всячески подчеркивают свою избранность», — но ему «дорого что-то попроще и породней». Своеобразные требования предъявляет он и к своей будущей жене. «Мне как раз и нужна простая, хорошая, честная, пусть даже (?! — В. Х.) — интеллигентка, но простая и понятливая женщина». И не удивительно, что в противовес всем «интеллигентам» те, кто окружают главного героя в деревне, куда он в конце концов попадает, оказываются просты и душевны. А поскольку сам Геныч Шуваев теперь понял, что надо создавать свою жизнь «на очень простой и вечной основе», и у него появляется надежда «на что-то», которой многозначительно заканчивается повесть.