Молодой Ленинград 1981
Шрифт:
НЕБО
Издалека может показаться, что небо начинается прямо от земли. Но доходишь до этого места и видишь — небо над головой.
Досадна эта разграниченность, невозможность свободного перехода из одного состояния в иное.
Высоко в горах небо ближе, и это видно по облакам.
Но когда летишь в самолете, облака внизу, а небо все равно наверху. Абсолютное и радостное спокойствие, безжалостно-нежная синь с ледовитым свечением по краям. НЕБО.
Не
РАКИ
Отец приехал из командировки и привез раков. Он вывалил их из портфеля в таз. И они со скрежетом копошились, налезали друг на друга. Для человека, никогда не видевшего раков, наверное, жуткое зрелище!
Я трогал пальцем их колючие мордочки, поднимал за усы. Раки щелкали хвостами, и я невольно ронял их.
Опрокинутые раки вызывали у меня смутное отвращение.
На ночь таз закрыли широкой доской, на которой обычно резали мясо. А доску придавили старинным утюгом, похожим на крейсер.
Ночью раки сдвинули доску и расползлись по квартире.
В сером свете утра мы залезали под кровати и ловили там раков. Раки были всюду.
— Раки тараканят! — сказал отец.
Случайно я наступил на одного рака и раздавил его.
Большого рака, обросшего пушистой серой пылью, мама вымела из-под шкафа.
А самый крупный рак сунул клешню в розетку и погиб. Дотянулся.
Был также мелкий рак, залезший в опрокинутую бутылку.
В кипятке раки копошились, постепенно краснея. Осень жизни. Багрец!
Живые существа превращались в пищу.
ПЛАНЕТАРИЙ
Весь класс идет в планетарий.
Подпрыгиваем, дудим в дудки, строим рожи, натягиваем до подбородка шерстяные шапочки, рычим в ухо, пересказываем фильмы жестами, меняем стеклянный шарик на железный, и наоборот, дергаем за косу («Ручка унитаза!» «Коровий хвост!» «Плетеная булка!»)
— Ты, петрушка!
— Репа!
— Сидоров, получишь!
Девчонки в белых носках, в торчащих сарафанах и бантиках — балетные существа, странные, таинственные и все такие дурацкие.
— А ты капуста!
Оскорблять названиями овощей…
Перед планетарием железобетонный глобус с выпирающими материками. Захватанный местами до темного блеска. Приятно водить по нему руками, карабкаться, ухватившись за дырку, проделанную в Тихом океане.
В планетарии старушка быстро надрывает наши билеты. Один за другим. Так белка лущит орех — ссутулясь и что-то нашептывая.
Потом душный зал. Зажглись на черном потолке созвездия. Мутный луч скользил от созвездия к созвездию, заменяя указку, женский голос, записанный на магнитофон, объяснял… Большая Медведица, Малая Медведица… Стрелец! Волосы Вероники! Ну-ну…
На
АПТЕЧНЫЕ ТАЧКИ
Теперь уж нет таких аптечных тачек! Они и тогда были редкостью. Голубые рундуки с выгнутой, как у коляски, ручкой. Такой рундук, обязательно с застекленным верхом, как бы висит между двумя огромными колесами.
Под стеклом яркие флаконы, оранжевые клизмы, пакеты и пакетики. Обязательно зеленый одеколон — бутылка в форме виноградной грозди. Когда смотришь на нее, хочется винограду, какого не бывает.
В стекле, помрачаясь, тонет картина целого летнего мира с отороченными свечением облаками, мозаикой древесных крон, надменно изогнутым розовым блеском аптекарского подбородка… Живая блестящая картина, сквозь которую просвечивают флаконы.
На стенке рундука, словно вырезанная из серой бумаги, обязательная тень собачки. Двух. Виляют хвосты.
Аптечные тачки стоят в неожиданных местах центральной улицы, чаще всего у клумбы с душистыми табаками, окруженные трепетом бабочек. Аптекари толстые, лысые, в подтяжках. Их маленькие глазки словно засыпают, засыпают…
Бесконечные разговоры ведут с ними толстые старухи с зонтами от солнца, владелицы цветов, собачек и местного общественного мнения.
ДЕРЕВЬЯ
После уроков садим деревья в будущем Комсомольском парке. Копаем втроем яму, иногда сталкиваясь лбами. Лопаты новенькие, вдвойне тяжелые.
Наливаем в яму воды — вода сразу становится коричневой, пенистой.
— Хочешь кофе? — говорит Богдан нашему напарнику, толкая его к яме.
Вытаскиваем длинные извилистые деревца из кузова с откинутым бортом. Там целый ворох деревьев, они цепляются друг за друга, когда их тащишь.
— Тише, тише! — кричит учитель. — Вы кору оборвете!
Я держу дерево. Корни у него смешно растопыренные, в земляных крошках. Оно толстенькое, розовое, с прозрачной нежной корой.
Сажаю. По рыхлой земле, ветвясь во все стороны, тянутся ручьи пены. И вот дерево торчит — голое, чужое пустырю.
— Слышь, а у лопат ручки — деревянные!
— А какие же?!
— Значит, на каждую ручку — дерево! — Богдан важно поднимает указательный палец.
— Вот глупости! — смеется учитель.
Но как-то неуверенно.
УМЫВАЛЬНИК
В соседнем дворе был общий умывальник. И летом многие умывались во дворе.
Длинный деревянный желоб-многоножка, над ним провисла труба, из которой во все стороны торчит множество медных кранов разных калибров — некоторые забиты деревянными пробками.