Молодой, значит злой
Шрифт:
«Как идея?»
«Кайф. И без обид, СМС, все мы люди, тем более что я всегда придерживаюсь политики открытых дверей. Насильно мил не будешь и все такое прочее, так что, если что, все ок, я пойму».
Это же ненормально, сердце не екает, когда интернет-подруга – единственная, кто тебя понимает, кроме твоей семейки.
Типа Эшли все понимает и умеет идти на компромисс – так было всегда, внаглую манипулируя собеседником, и это вполне в его стиле – разговаривать, стараться понять собеседника, чтобы в конце концов вывернуть все в свою пользу
Только обычно ему в такие вот кризисы их серьёзных отношений – дружеских и виртуальных, что только придаёт им ценности, по мнению Эшли, он переживал болезненно.
Ночью в подушку не рыдал навзрыд, и у окна с какао не сидел, но симптомов для диагностирования депрессии было достаточно, и длилось это месяцами. Загонялся все прошлое лето, и даже когда стало все снова хорошо, неприятный осадок остался, как и от ссоры с отцом.
И недели молчания с мамой.
С братом когда повздорили не на шутку и мелкий, вспыльчивый говнюк, испортил его тетрадку, ту самую, по математике, толстенную, с кучей важной и нужной информации.
А потом, стыдясь своего порыва, хмуро и через силу извинялся, и так по кругу из агрессии и самоненависти.
А о чем они повздорили с Арчи и Кариной, он даже вспоминать не хочет.
Уж лучше о тетрадке.
А сейчас будто ценность дружбы для него обесценилась, и мыслишки нехорошие в голове – о том, что важно все это, несомненно, но такого трепета в сердце не вызывает у него.
Что-то он определённо чувствует, но больше не мучает это постыдное «без неё я умру. Точно вскроюсь. Отвечаю, я порежу вены!», как раньше, до изнеможения.
Обидно, конечно, будет, если все вот так закончится, но Эшли переживёт.
Понял наконец, что такое здоровые отношения, без созависимости, вот и пользует.
Ага, да.
Глава 5
Эшли уже вовсю регистрируется в «Инсте», потому что твиттер его будет из чистого любопытства долго и упорно искать, а вот в «Инстаграме» – не сразу, так что пилит безобидное фото какой-то девочки с разрисованными фломастерами руками, селфхарм же – плохо.
Сначала он хочет использовать ту же фотографию, только наложить пару фильтров, но ощущается, эта картинка – отражение пожрлстклвых трагедий, где на мертвенно-белой коже чёрной ручкой написано кривоватое «помоги» среди десятка ничего не значащих слов, бессмысленных, хоть и стильных, наигранно и фальшиво, попросту меняешь одну маску на другую, любая твоя фотография чего угодно Эшли будет значить куда больше, она куда интимнее, искреннее этого подросткового надрыва.
Разумеется, он с пустой улыбкой, со стороны она – как обычная его, умеренно саркастичная и невероятно раздражающая, накладывает на злосчастную ладонь сразу три фильтра и публикует свой первый пост в пару десятков слов, а волнуется так, что сразу после брезгливо прячет телефон в рюкзак, делая вид, что достаёт ручку.
И до конца урока честно решает уравнение из задания со звёздочкой,
Как-то удивительно легко это – написать рок-звезде признание, что знает, что произойдёт с Томасом под героином, держащим в руках дамский револьвер.
А потом он видит как наяву во время химии, пока они пишут скучнейшую лабораторную работу, все ту же комнату.
Шмотки, револьвер, патроны на полу, и вся она дымом заполнена, густым, сизым, до потолка.
Не бывает так, Эшли знает, это надо тыщу лет курить без продыху, это все его влажные фантазии.
Романтизация никотиновой зависимости и прочих аддикций.
Героин и образ наркомана – это практически фетиш на показное антисоциальное поведения, без таких подробностей, кто сколько раз обделался, обокрал родную мать и изнасиловал любимую, пока был в героиновом раю, и не помнить ни хера наутро.
Даже фраза такая красивая – «героиновый рай»!
Испанский стыд, не смеётся тихо, задушенно, только потому что сейчас не до этого.
Он с силой трёт глаза до разноцветных кругов, старается отогнать видение, но добивается только того, что слышит гитарные аккорды, красивые такие. Для таких нужно по шесть пальцев на руке и сделку с дьяволом заключить.
Он даже не различает их – настолько это быстро и, прости господи, пиздато.
Так даже мать не сможет.
Его отпускает тут же, из реальности выпал на какие-то жалкие секунды.
Не дали насладиться чужой игрой на гитаре. Не зря Томас входит в сотку лучших всех времен и народов, как бы Эшли скептически ни относился ко всем этим рейтингам, мол, все это популисты составляют, в музыке не разбирающиеся, чем больше народа хавает, тем выше условный Том поднимается.
Только как бы иронично это ни звучало, но Том там не просто так затесался, не по блату, и не для детишек, помешанных на рэпе или, того хуже, электронщине.
Эшли усмехается, сам себе на уме. Пожалуй, никогда ему ещё не было так интересно наедине с собой. Все чего-то искал, деньги копил, чтобы встретиться с лучшей подругой и сводить её на концерт какой, чисто по-дружески, и чтобы вместе затусить, а не ради самого концерта в душном клубе.
А теперь есть только Эшли и его фронтмен-наркоман, и никого больше не надо, и так счастлив.
Настолько, что впору эксперимент сворачивать и бежать к психиатру или, кажется, на поклон к родокам, и пусть они уже решают, надо ли сдавать в дурку или и так сойдёт, скинуть, так сказать, с больной головы на здоровую.
Для психа Эшли как-то слишком трезво мыслит, и одноклассники его не обучают телефонами втихаря.
А вот вечером, уже после все этой порядком доставшей канители «дом – школа – дом», он наконец-то урывает минуты тишины в своей комнате, после того как продержался против Карины в новом крутом файтинге для задротов – столько комбо нет даже в «Мортал Комбате» – дольше всех и даже снёс ей половину хп, чем черт не шутит.