Моменты

Стил Даниэла

— В чем дело? Что с тобой происходит?

— Да ничего, — ответил он.

— Но я же не слепая. Я же вижу, что...

— Это пройдет. Всегда ведь проходит.

Он протянул к Элизабет руку, пытаясь успокоить ее.

— Что, черт возьми, ты этим хочешь сказать?

По мере того как она прислушивалась к его затрудненному дыханию, ее страх сменялся паникой.

— Иногда лекарство действует медленнее.

— А с каких пор ты принимаешь лекарство?

И внезапно она с удручающей ясностью вспомнила о той коробочке, внутри которой нашла пипетку. Ей бы следовало сообразить, что дело не в

аллергии.

— Да это все сердце...

— Сердце?!

— Извини. Я не хотел, чтобы ты об этом узнала.

И вдруг ей все стало ясно, как будто она решила головоломку. Теперь многие вещи обретали смысл: дыхательные спазмы, которые он иногда испытывал, пытаясь приписать это тому, что не сделал зарядку, боли в груди, эти подушки на кровати... И даже его отчаянные попытки вернуть расположение дочерей.

— И давно ты узнал, что у тебя больное сердце? — спросила она.

— Спустя несколько месяцев после того, как мы поженились, — он отпустил руку Элизабет и знаком попросил ее присесть на постель рядом с собой. — Ты должна мне поверить: я бы не стал менять, вторгаться в твою жизнь, если бы знал о болезни.

Боясь потревожить его, Элизабет пересела на стул. Как бы с некоторым опозданием вспомнив об этом, она снова взяла его руку. Она совсем растерялась и решила выяснить, что же с ним происходит.

— А что говорят врачи?

— Ну, ты же знаешь, как ведут себя врачи. Их работа в том, чтобы...

— Ах, только не надо этого, Амадо. Не надо больше. Я имею право знать, что с тобой происходит. — В горле у нее застрял комок. — Черт подери, ведь ты мне муж!

— Элизабет, от медицинских терминов ты никакой информации не получишь. Это только слова, за которыми прячутся врачи когда должны сообщить тебе, что ты умираешь. Я скажу проще — мое сердце изнашивается и ничего нельзя сделать, чтобы остановить этот процесс.

— Ты не должен бороться в одиночку.

— Ну как же я мог, пообещав тебе, что все хорошее в моей жизни станет твоим, спустя несколько месяцев после свадьбы нарушить это обещание?

— Но ты же тогда не знал.

Она судорожно пыталась сосредоточиться. Амадо умирает? Да как же это может быть? Ведь он такой сильный, такой энергичный, полон жизни... Наклонившись, Элизабет прижала руку к его щеке.

— Только ты и поддерживаешь мою жизнь, Элизабет. Без тебя я бы давно сдался.

Эти слова сковали ее грудь железным обручем. Ей потребовалось усилие, чтобы перевести дух.

— Ты чересчур уж сильно доверяешь мне. У тебя же есть дочери, внучки и...

— И еще Майкл, Консуэла и сотня друзей, которые, конечно, будут опечалены, когда меня не станет, — закончил он. — Но никому из них не сравниться с тобой. — Он изогнул спину дугой, как бы пытаясь раздвинуть грудь, чтобы вдохнуть в легкие побольше воздуха. Спустя несколько секунд он снова расслабился. — Я прожил хорошую жизнь, Элизабет. Сожалею лишь о том, Что у нас остается мало времени. Оставить тебя — это самое трудное, что мне предстоит.

— Не надо так говорить.

Она не была готова услышать это спокойное признание.

— Мне следовало рассказать тебе, что сделало со мной это лекарство, — продолжал он. — А вместо этого я позволил тебе подумать, что у меня есть какие-то основания обвинять тебя, когда я перебрался из нашей

спальни.

— Лекарство? А какое же оно имеет отношение к твоему переселению?

— Так из-за него я и не мог больше спать с тобой. Для некоторых мужчин это — один из побочных эффектов. К сожалению, я оказался в числе таковых. А тебе я не рассказывал потому, что не терял надежды на появление нового лекарства, которое я мог бы попробовать. Я надеялся со временем окрепнуть и опять стать настоящим мужем тебе.

У Элизабет закружилась голова. Ах, если бы только он рассказал ей! Вся их жизнь сложилась бы иначе.

— Я хочу, чтобы ты доверял мне.

— Элизабет, мое молчание никак не связано с недоверием. Я много раз думал об этом и в конце концов вынужден был посмотреть правде в глаза. Я боялся потерять тебя и верил, что, пока есть надежда, ты останешься со мной.

— Неужели ты думал, что я покину тебя в беде?

Этот вопрос и все, что он подразумевал, осторожно, но твердо закрывал дверцу, ведущую ее к Майклу. И осознание этого принесло Элизабет странное чувство успокоения.

— Как жаль, что мы были счастливы такое короткое время, — вздохнул Амадо.

— А ты уверен, что нельзя ничего сделать? Ты был у специалиста?

Он улыбнулся.

— Я был у всех, у кого только можно. Ты, конечно же, не считаешь, что я мог оставить тебя без сопротивления.

Она вспомнила о тех случаях, когда ей не удавалось дозвониться до него в Модесто, о том, как много раз никто после обеда не видел его на винном заводе и она предполагала, что он просто отъехал куда-то поговорить с каким-нибудь фермером о его урожае.

— И что они говорят?

Амадо поколебался с ответом.

— Говорят, что единственная надежда — пересадка сердца.

Эта идея привела ее в ужас. Она знала, что за последнее десятилетие процент успешных пересадок резко повысился, однако никакой гарантии все-таки не было.

— И когда это должно произойти?

— Я им сказал, что не пойду на операцию.

— Не понимаю. Если это единственная...

— Элизабет, мне уже шестьдесят лет. Если бы я был здоровым, у меня впереди еще оставалось много лет плодотворной жизни... но дело в том, что изнашивается не только сердце. Болезнь поразила почки и легкие. Как же могу я с доброй совестью забрать себе какое-нибудь сердце, когда в нем нуждаются так много других людей?

— А почему ты предполагаешь, что они достойнее тебя? И кроме того, если ты получишь сердце, которое будет работать лучше, не поможет ли это твоим почкам и легким?

Амадо закрыл глаза в изнеможении. А когда открыл их снова, взгляд его был устремлен в потолок.

— Как-то раз я был на очередном осмотре в клинике и познакомился с молодой женщиной, которая пришла туда по той же причине. У нее трое дочерей, и она рассказала мне, как готовит их к жизни без нее на тот случай, если умрет, так и не дождавшись донорского сердца. Когда я сказал ей, что, возможно, она излишне запугивает своих детей, она в ответ рассказала мне об одном восемнадцатилетнем парнишке, с которым встретилась в этой клинике годом раньше... Он умер в ожидании донорского сердца. Были там и другие... Так много, что я и счет им потерял. — Он повернул голову, чтобы поглубже заглянуть ей в глаза. — Теперь ты понимаешь?