Моменты

Стил Даниэла

И только тогда он сообразил, что она плачет. Пытаясь защититься от того, что ждало их впереди, она уже отстранялась от только что происходившего между ними. Да, они могли бы позволить себе еще часок-другой побыть вместе, но никакого выхода не было.

— Элизабет, я не могу заводить интрижку. Только не с тобой. С тобой я хочу всего.

— А разве у нас нет другого выбора?

Майкл не знал, испытывает ли она его или просто не понимает, что происходит.

— Ты могла бы оставить Амадо? — спросил

он.

— Да, — она подняла голову и посмотрела на него. — Но смог бы ты?

Этот вопрос ошеломил Майкла. Она выложила главное, чего он был не в силах сделать сам. Амадо, возможно, смог бы и пережить потерю жены или своего лучшего друга, но лишиться их разом? И знать, что они будут вместе. Смогут ли они поступить так с человеком, которого они оба любили?

— Нет, — сказала Элизабет, — думаю, что не смог бы.

— Но должно же быть какое-то решение.

Она отступила от него и сказала.

— Только не такое.

Все его существо, каждая клеточка требовала, чтобы он сказал ей: «Ты не права». Внутри Майкла все кричало от этой несправедливости, сердце переполнялось болью. Он протянул к ней руки и снова привлек ее в свои объятия.

— Если мы не можем рассчитывать на будущее, то у нас по крайней мере есть эта ночь.

— Если я останусь, то появятся новые воспоминания. Ты же будешь говорить мне то, что я потом не смогу выбросить из головы, и делать такое, что не даст мне уснуть ночами.

— Ты все равно не сможешь от этого защититься, Элизабет. Я же здесь. Я — часть твоей жизни. Тебе придется как-то общаться со мной.

Да, взваливать на нее собственное разочарование и страх не очень-то справедливо, но Майклу было не до справедливости. Он был просто в отчаянии. Он хотел, чтобы она нашла ответ на вопрос, не имевший решения. И без этого ответа его жизнь была бы пустой, лишенной даже надежды, поддерживающей его, пока он не встретил Элизабет.

Тыльной стороной ладони она вытерла слезы и сказала:

— Я люблю тебя, Майкл, но лучше бы ты не встретился мне в жизни.

ГЛАВА 21

Элизабет перебирала в пальцах нитку отборного японского жемчуга, подаренного ей в это утро Амадо по случаю сочельника. Она была удивлена и довольна, вспоминая и о том, что испытывала, когда он делал ей прочие дорогие подарки.

Каждое утро она просыпалась с надеждой, что предстоящий день принесет хоть чуточку счастья, что ее чувство вины и тоска потеряют свою остроту, сердце больше не будет так сильно болеть.

Она была измучена постоянным напряжением, но ей приходилось через силу улыбаться. А хуже всего видеть Майкла и его взгляд, которым он провожал ее. Он больше не насвистывал, не мурлыкал какую-нибудь мелодию, не напевал себе под нос, нет, он просто бродил

по винодельне в задумчивом молчании. Он не избегал Амадо, но их отношения изменились.

Амадо тревожила эта перемена и как-то он признался Элизабет, что боится, уж не попал ли Майкл в неприятность с какой-нибудь женщиной. Она не знала, смеяться ей или плакать.

И точно такой же была ее реакция, когда он подарил ей эту жемчужную нить. Амадо сказал, что дарит ей это ожерелье пораньше, потому что жемчуг очень хорошо подойдет к ее красному платью, которое она хотела надеть в этот день на вечеринку у Хендерсонов. Сама же Элизабет была убеждена, что подлинная причина, по которой он преподнес ей этот подарок заранее и наедине, в большей степени связана с беспокойством Амадо в отношении реакции его дочерей, нежели с ее костюмом.

Элизабет покрутилась перед зеркалом и согласилась, что на красном фоне жемчуг выглядел очень эффектно. Элизабет вышла из своей спальни, чтобы разыскать Амадо и показаться ему. Однако вначале она наткнулась на Фелицию.

— Новое ожерелье? — спросила та.

Поставив свой бокал на кофейный столик, Фелиция потрогала рукой жемчуг и приподняла нитку, словно прикидывая на вес.

— Бог мой, только не говорите мне, что они настоящие! — Она подняла жемчуг еще повыше, а потом отпустила его. Снова подцепив со столика бокал, Фелиция сказала: — Да что же такое, интересно, надо сделать, чтобы заработать подобный дар?

Элизабет едва удержалась от благодарной улыбки из-за спектакля, разыгранного Фелицией. Она лениво окинула взглядом старшую дочь Амадо — от редких прямых волос, до лапищ тридцать девятого размера, запихнутых в туфли двумя размерами меньше.

— Для этого надо очень-очень сильно, — теперь уж она открыто улыбнулась во весь рот и, подмигнув, продолжила: — ...потереть спинку. — Элизабет подняла руку и повертела пальцами, намеренно поворачивая руку так, чтобы продемонстрировать колечко, которое подарил ей Амадо на празднование урожая в этом году. — Все дело в пальцах.

Фелиция не привыкла, чтобы кто-то брал верх в ее собственной игре.

— Ты дешевка, — прошипела она. — Да еще и отвратительная. Никак не возьму в толк, что мой отец нашел в тебе.

Элизабет не собиралась оставаться безучастным зрителем или беспомощной жертвой в этой игре. Да и настроение у нее было совсем не благодушное. Пора кому-нибудь хорошенько растолковать Фелиции, какая она сучка и как измывается над своим отцом.

— Может быть, дело в том, что Амадо одинок, а меня ему не надо затаскивать домой на праздники.

Фелиция провела рукой по платью, как бы смахивая с него пылинку.

— Я живу собственной жизнью. Я не могу быть под рукой у отца всякий раз, когда у него начинается тоска по прошлому.