Монастырь потерянных душ
Шрифт:
Я закрыла воображение на замок, чтобы отложить фантазии до лучших дней. До того момента, когда я решусь. Потому что, если я не решусь, придумывать — а по правде сказать, ВСПОМИНАТЬ — этот город не имело бы смысла.
Лишь в одном я не могла сейчас удержаться. Я увидела, что когда этот город построят — все оттуда уйдут на несколько лет и разрушат дороги. Потом люди вернутся туда пешком. Те, кто захочет вернуться. Поодиночке. Каждый возьмет только то, что сможет унести на себе.
Честно признаться, этот город был так же реален как жизнь после смерти.
Теоретически ее не существует, и убедительных доказательств противоположного нет.
Но я никогда не могла поверить в собственное
Я проснулась около полудня, приготовила горячий обед, поела, собралась и отправилась в путь.
Самым трудным оказалось спуститься с обрыва. Тропа местами была глинистой, скользкой. Я пожалела, что не нашла заранее палку. Иногда я сползала, практически, на четвереньках, лицом к горе, и вспоминала, как лихо слетел отсюда младший монах. Остаться в Монастыре стоило только ради того, чтоб поучиться у его обитателей.
Только когда очутилась внизу, перепачканная, я поняла, что съехать к реке можно было и на доске, — несмотря на то, что сейчас лето, а не зима. Впрочем, тогда я рисковала врезаться в какой-нибудь камень, а то и перевернуться. Но если начать понемногу… Я почувствовала азарт и чуть не вернулась, чтобы потратить хотя бы день на экстремальное съезжание с горы.
Надо было идти.
Дорога петляла. Сначала вверх по реке до моста — я не решилась переплыть такую бурную и холодную. Потом вниз, чтоб обойти лесистый отрог. Через два часа я оказалась в зарослях и едва не потеряла тропинку. Еще через час я была на лугу в окружении хоровода темных, кажущихся огромными гор. Огромных по-настоящему, с заснеженными вершинами и острыми пиками я никогда не видела. На каждую из этих я могла бы забраться в течение дня без особого снаряжения. А к ночи спускаться, сидеть у костра, потягивать чай из трав. Если бы Монастырь мог предложить мне такую жизнь, я б не раздумывала. Я могла бы даже работать сторожем на тропе, заговаривать зубы случайным странникам с тем, чтобы они не попали туда, куда им не положено. Но, конечно, об одинокой жизни в горах мечтали многие. Я представила сотни домиков, раскиданных по склонам и долинам так, чтобы из одного другого было не видать. Чтобы на поход в гости пришлось бы потратить не меньше суток. Подумаешь двадцать раз, прежде чем отправляться. Я остановилась, чтобы передохнуть. Сбросила рюкзак, подвигала плечами, разминая. Смогла бы я здесь переночевать в одиночестве? У меня были спички и спальник. Но от идеи спать одной под взглядом неба стало как-то не по себе. Я походила вокруг рюкзака. Нет, я не устала. Отдых мне не был нужен. Я отправилась дальше.
Склон первой горы из тех, что издалека создавали известную впадину, я решила преодолеть напрямую, тем более, что одна из тропинок шла вверх. Я вспомнила, каким ласково-гладким он оказался издалека. Второй я обогнула, стараясь не смотреть на часы. Во всяком случае, было еще светло. Все-таки лето. Наконец моим глазам открылась огромная зеленая долина. Я вышла в нее вдоль ручья. Горы здесь заканчивались, вдали виднелись холмы, и — ни одной дороги. Кое-где в траве лежали валуны — привычная черта здешних пейзажей. Весной это широкое и почти круглое поле, наверное, заливало водой. Я огляделась и с трудом различила две человеческих темных фигуры. Всего лишь две? Я испугалась, что эти люди мне не знакомы, но иного выхода, чем пойти к ним, не нашла.
Вскоре я уже обнималась с улыбающейся, светловолосой и светлоглазой Таней.
Нескладный Костя посматривал на нас с подозрением. Нельзя сказать, чтобы в Монастыре кто-то сближался с кем-то до таких объятий. Но мне показалось, что Таня — из тех, кто согласился строить город. Это не могло не объединять. Насчет Кости я сомневалась.
И глобальная игра Монастыря, который мог себе позволить собрать под флагом строительства нового города сотни (или тысячи) людей, обучить, дать нам волю и посмотреть, что получится. Я не верила, что Монастырь преследует какие-то политические или идеологические цели. Слишком уж небрежным тоном тот парень делал мне предложение. Тем более, этот город… я уверена, что он должен быть тайным. И, надо думать, другие со мной согласятся. Монах тогда, у источника, говорил о «стирании памяти». Что ж, в городе в результате может жить всего лишь сотня человек. Город совсем небольшой. У каждого во владении — несколько десятков зданий. Надеюсь, нас научат, как поддерживать их в добром здравии, несмотря на отсутствие жителей. Мне казалось, дома вполне могут существовать без людей. Как деревья. Этот город, как вирус, влез в мою душу и уже что-то с ней делал, не знаю что. Это неважно. Я не сопротивлялась.
Таня и Костя ждали меня, чтоб проводить в Монастырь. Я не удивилась. Только вытащила из кармана рюкзака камень, наклонилась, и положила в траву. Посреди поля, огороженного горами с севера, юга и запада, а с востока — перетекающего в холмы. Надеюсь, эти холмы хорошо загораживают обзор с той стороны.
Запись пятьдесят первая
Мы дошли до горы и в ее тени спустились в подземку. Я отвыкла от искусственного света. На тесной станции нас встретили пустые рельсы. «Нас услышат», — сказала Таня. Действительно, минут через десять подъехал вагончик. Я подивилась его конструкции, в которой, казалось, не было места для двигательного механизма: всего лишь тонкостенная будка с сиденьями. Наверное, все дело в рельсах. Мы сели.
Поехали. Костя был напротив меня и Тани, я старалась на него не смотреть. Он загораживал мое отражение.
Сам настороженный, недоверчивый — наверное, в силу возраста, — он вызывал у меня настороженность тоже. Хотя я знала, что нравлюсь ему.
Я обратилась к Тане:
— Хочу признаться. Я однажды была в твоей комнате.
— Ничего страшного, — улыбнулась она.
— Видела рисунки на стенах. Это твои?
Таня кивнула. Вагон разогнался так, что движения не ощущалось.
— Я подумала, что ты рисуешь людей. В смысле, тех, кто живет в Монастыре…
— Нет. Это черные дыры.
— То есть? — насколько я помнила, черный цвет в рисунках, практически, не использовался.
— Черные дыры — это то, что противоположно белым пятнам. Белые пятна все стремятся раскрыть. Черные дыры, наоборот, остаются закрытыми. Возможно, из-за ощущения опасности, которое они вызывают. Хотя я не уверена, что это ощущение не возникает от разговоров об опасности черных дыр. Считается, будто черные дыры уничтожают то, чем ты являешься.
Трудно сказать, чтобы я понимала Таню, но я одобрительно и с умным видом покачала головой, чтобы она продолжала.
— Признак черной дыры — когда у тебя есть представление о том, что в такое-то место ходить нельзя, или того-то делать не надо. Обычно люди на этом и останавливаются. Точнее, чаще они даже делают вид, будто черной дыры не существует. Впрочем, есть возраст, в котором люди склонны к исследованию черных дыр…
— Подростки?
— Да. Проблема в том, что есть, так сказать, экскурсионные черные дыры. Такие места, в которых бывали, практически, все, и которые только имитируют опасность.
Я догадывалась, что под «местами» Таня подразумевает то ли опыт, то ли состояния.