Монастырские утехи
Шрифт:
послужит приманкой, чтобы привезти эту особу к нам. Мы наверняка завоюем её на
нашу сторону. Успех, однако, зависит от вас.
Плечи мои опустились под тяжестью огромной ответственности, которая на них легла,
но жестом я показал, что абсолютно уверен в успехе.
— Вы поняли? — повторил он настойчиво.
— Да, ваше превосходительство,— ответил я твёрдо, пытаясь поскорее прийти в себя и
вспомнить хотя бы, что такое глухари.
— Отправляйтесь
И он позвонил начальнику канцелярии, приказав ему безотлагательно договориться: с
министерством внутренних дел, чтобы оно дало указание префектам быть в моём
распоряжении; с директором железных дорог — обеспечить мне столько вагонов,
сколько потребуется... Я был подавлен.
— Ничего не жалейте, лишь бы получилось как можно лучше,— подбадривал он меня.
— Но относительно расходов, ваше превосходительство...
— Ах, да... Конечно, вам понадобятся деньги; Отправляйтесь в министерскую кассу и
возьмите под расписку. Сколько вам потребуется?
— Не могу знать,— ответил я смущённо,— я не подсчитывал...
— Это не должно помешать вам уехать как можно скорее. Возьмите в счёт приказа,
который выйдет позже, несколько тысяч лей... Наконец, если не хватит,
телеграфируйте, вышлем еще. На месте будет видно...
И он обязал начальника канцелярии проводить меня до кассы, чтобы дать мне
«маленький аванс».
Потом он отпустил меня, крепко пожав мою обмякшую руку.
Директор департамента охоты принял меня холоднее всех.
— Вы слишком легко согласились, и не знаю, как вы справитесь с этой задачей.
— А что было делать?
— Надо было сразу отказаться. Ну где я сейчас найду вам глухарей?
— Как где? — нервно произнес я.— Конечно, в горах!
— Разве вы не знаете, что сейчас конец мая?
— Знаю.
— Так откуда, чёрт подери, я их достану?!
— А разве эти глухари — перелётные? — спросил я наивно.
Директор изумлённо уставился на меня:
— Вы даже этого не знаете? И беретесь снимать фильм?
— Так как же? — продолжал я, не теряя самообладания.— Улетают они или нет?
— Кто, сударь?
— Ваши глухари. Они, как бекасы, только пролетом или коренные жители?
Эти вопросы обрушили на мою голову целую лекцию о «самой превосходной и
трудной охоте в Карпатах», как назвал её директор, и о поре любви (у птиц, не у
директора), которая уже прошла, и глухари рассеялись по лесным тайникам.
— Это ничего. Я отправлюсь за ними и их найду,— продолжал я бодриться.— Вы
только объясните мне, где они и кто может помочь найти их...
Потом я отправился
трудностей, после чего отбыл.
И вот от начальника к начальнику, от префектуры к субпрефектуре, от примарии к
примарии — из рук в руки, поездом, на телеге, верхом я добрался до гор; моими
проводниками были знаменитые охотники, меня сопровождал помощник и
обслуживали шесть лесников в шляпах, украшенных веточками ели. Вся аппаратура и
тюки с продовольствием, навьюченные на горных лошадок, тряслись сзади. Я вёз с
собой два штатива, кинокамеры и кучу коробок с пленками. Я хотел во что бы то ни
стало быть на высоте возложенного на меня поручения. И мне не было дела, что горцы
дивились — какой скарб я тащу за собой?
Глядя на бедных животных, которые пыхтели под тяжестью моих жестянок, я
спрашивал себя, что со всем этим буду делать... Но «на месте будет видно», тут же
подумал я, повторяя формулу его превосходительства.
Мы поднимались по долине, плотно укутанной войлоком тумана. В Бухаресте было
почти лето. Здесь же мы застали конец упрямой зимы, с трудом отступавшей к
вершинам. Очевидно, я в слишком сильных выражениях обнаружил неудовольствие
тем, как враждебно меня принимают горы, потому что один из местных жителей
немедля поставил меня на место.
— Так ведь и у нас ещё недавно было солнце и хорошая погода,— сказал он и
поглядел на меня подозрительно, словно бы я привёз им всю эту мерзость.
Я проглотил это и с тех пор поднимался молча, покорно следуя за группой проворных
горцев. На середине дороги мы погрузились в непроглядную тьму, глухой мрак,
плотный и удушливый, преградил нам путь. Мы принуждены были остановиться.
— Это зовется у нас мга,— пояснил с какой-то хозяйской гордостью один из
проводников.— Что поделаешь, у гор тоже свои привычки,— пытался он меня
утешить.— Но ничего, это пройдет!..
Я впервые услышал про мгу — и всё это было совсем неутешительно; меня тревожило
не столько опоздание, сколько жестокий холод и гнусная сырость, проникавшая,
казалось, даже под кожу. Слепой туман вперемежку с клоками белого пара и
моросящим дождем, вдруг сменяющийся мелким градом, обступили нас со всех сторон
непроницаемой стеной. Невозможно было сделать и шагу, ни вперёд, ни назад, ни в
стороны — везде вас подстерегали пропасти. Мы были пленены более чем на два часа,
пока туман не поднялся ещё выше. Когда всё уже можно было разглядеть как сквозь