Монастырские утехи
Шрифт:
Слова жужжали у ушей, а я следом за женщиной ступал по крутым скользким откосам.
Время от времени она останавливалась и срезала ветку, и тогда я её догонял. А то вдруг
она запевала короткую песню. От всего её существа, скованного бедностью,
изувеченного вдовством, измученного несчастьями, исходила тем не менее такая
непобедимая сила, от которой и я понемножку словно стал возвращаться к жизни.
Сперва я шел, опустивши голову, а тут стал разглядывать
мгла остались позади... Мы шли теперь по прозрачным долинам и ласковым
плоскогорьям, где трава отливала светом. Купол туманного неба растрескался, из-под
него поблескивала голубая майолика... Мы вошли в другой мир. К вечеру мы оказались
у просеки букового леса, пролезли через лаз и попали в огороженный сад. Я не поверил
глазам своим. Заходящее солнце играло на побеленных известью стволах яблонь и
груш и на сочной зелени листьев. Узкая тропинка огибала холм, а у его подножия на
поляне расположились дом и службы усадьбы Бужоров.
Моё удивление перешло почти в оторопь. Сколько дней я видел только туманы и
дождь, спал на скотных дворах, дрожал от холода, а тут — что это? Сказочное царство?
Мы остановились у дома. Собаки почуяли нас.
И сразу же появилась статная старуха в благочестивом горском одеянии и спросила,
кто мы такие. Иляна подбежала и смиренно приложилась к ручке. Хозяйка,
наклонившись, дотронулась губами до её лба.
Сказка о святой Пятнице из подземного мира воплощалась в жизнь. Женщины о чем-то
поговорили, потом я был приглашен наверх, в дом, где на ларях и сундуках кипами
лежали домотканые ковры и шелк-сырец, и старуха послала за сыном.
Открылась дверь, как по волшебству на пол упали косые лучи солнца, которого я не
видел уже неделями, и вместе с ними, точно выхваченный их светом, появился Бужор.
На несколько мгновений мною завладело ощущение чуда. Должно быть, это можно
объяснить переутомлением и недоеданием, давшим что-то вроде лихорадки. Лицо моё
пылало, и меня бил озноб. Но и сегодня такое объяснение кажется мне
недостаточным.
Это было так неожиданно, что я вытаращил глаза и застыл. Режиссер во мне ошалел.
Ничего более удачного для появления в фильме-феерии молодого чудо-героя нельзя
было и придумать. К нам шёл солнечный юноша — статный молодец, высокий и
гибкий, волосы кольцами ниспадали ему на плечи, руки длинные, белые рукава,
выглядывающие из-под накинутой на плечи крестьянской куртки. Тонкий стан,
опоясанный широким поясом, усыпанным, словно звёздами, сверкающими гвоздиками,
подчёркивал
злоключения. Я ждал: вот сейчас начнется сказка, и, как в бреду, мне казалось, что я
должен его снимать.
— Это тот барин, о котором тебе сообщал старший чабан,— представила меня
женщина и робко отступила в тень.
Юноша сказал мне «добро пожаловать» и прежде всего справился о здоровье. Барин не
очень хорошо выглядит...
Я ответил, что измучен и простудился. Он поспешно предложил мне заночевать у него.
Об остальном поговорим на следующий день.
Несколько стаканчиков водки из дикой черешни, немного горячей мамалыги с
творогом и вареные яйца снова привели меня в нормальное состояние, так что к травам
старухи я не притронулся — в них не было больше нужды.
На другой день Бужор показался мне ещё более статным и сильным, чем все горцы,
которых я встречал ранее, но вместе с тем обыкновенным человеком. Лицо у него
было бело-розовое, продолговатое, на щеках ямочки, которые при улыбке
превращались в неглубокие складки, подчеркивавшие ещё рельефнее выступающие
скулы. Большие чёрно-зелёные глаза, точно яшма, под взлетающей линией темных
бровей, маленький рот защищен чёрными тонкими усами, мясистый подбородок,
аккуратно вылепленный вокруг ямочки, напоминающей сердцевину плода,— все
говорило о мужестве и о необычном целомудрии. И главное — всё его
существо излучало доброту. Не размягчённую, кроткую, обычную, но доброту
мужественную и твёрдую, я бы сказал стальную. Мы вышли на двор. Он приласкал собак,
успокоил скот, отправлявшийся на пастбища. Заставил снять с телят намордники с
заклепками, которые мешали им сосать в промежутках между доением, и потом мы
отправились на лесную пасеку, напоенную жужжанием, где отцветающие яблони
отряхивали последние лепестки.
— А ведь я вас знаю,— начал он.
— Откуда? — удивился я.
— С гор. Помните, под Скалой духов.
Я не понял.
— Где вы заблудились неделю назад. Я вывел вас, я был вашим проводником.
Я обрадовался, что не совсем для него незнаком...
Он сразу же понял мою просьбу и выразил удовлетворение, что я не собираюсь
охотиться с оружием, а только с аппаратами для съемки. Он не убивал зверей и не
выносил, когда другие их преследовали.
Сговорились легко. Бужор обязался вместе со мной облазить горы в поисках глухарей,