Монголо-татары глазами древнерусских книжников середины XIII-XV вв.

Рудаков Владимир Николаевич

О возможности нападения татар на Русь «мняше» только сами князья (южнорусские, а не «свои»), они же и терпят поражение в битве, спровоцированной, как полагает книжник, ими же самими. Следует напомнить, что, в отличие от рассказов НПЛ и Ипат., где половцы просят русских князей о помощи в борьбе с татарами, в Лавр. подобный сюжетный ход отсутствует. Русские князья чуть ли не по собственной инициативе ввязываются в бой с татарами, «мняше яко ти пойдут к ним». В такой ситуации автору Повести остается, действительно, только радоваться избавлению «своего» князя Василька, который «не оутяну» к ним на «Русь» и с помощью промысла Господня спасся от участия в бессмысленной, неправедной и трагически закончившейся для других авантюре [82] .

82

Лишь в некоторых фразах летописца проглядывается что-то вроде сочувствия, жалости по отношению к южнорусским князьям. Так, автор повести, подводя итоги случившемуся «злу», упоминает, например, что во время сражения «Мьстиславъ старый добрый князь оубьенъ быс», что

после гибели русских «быс плачь и туга в Руси и по всей земли, слышавшим сию беду» (ПСРЛ. Т. 1. Вып. 2. Стб. 446–447).

Таким образом, говоря о восприятии татар в рассказе о битве на Калке в составе Лавр., можно отметить нейтрально-сочувственное отношение летописца к появлению «неведомого народа». Как и составитель рассказа НПЛ, автор Лавр. убежден, что действия татар во многом обусловлены Божьим Промыслом, карающим руками ордынцев «безбожных» и «проклятых» половцев. На фоне негативного отношения к последним татары показаны как некая обезличенная, неактивная сила. Их лишь однажды называют прямо, чаще же всего по отношению к ним употребляются личные и указательные местоимения «ти пойдут», «бишася с ними», «побеждены от них», кроме того, к ним не относят эпитетов (в том числе и отрицательных), описание военных удач татар в борьбе с русскими князьями носит характер сухой констатации.

Именно «высокое предназначение» татар, выступающих в качестве «кары небесной» для половцев, обусловило отношение летописца к поступку русских (т. е. южнорусских) князей, вступивших в бой с ордынцами. Книжник равнодушно-негативно относится к участию соплеменников в борьбе с татарами: видимо, сам факт противостояния силе, ниспосланной свыше для наказания врагов Божиих, воспринимался им как нечто небогоугодное, как недостойное, неправедное дело. Именно этим можно объяснить удовлетворенность книжника тем, что «его князь» — Василько Константинович — остался жив, будучи «сохранен Богом и силою креста честнаго» от участия в неправедном сражении.

***

Автор Повести в версии Ипат. наиболее подробно, по сравнению с рассказами НПЛ и Лавр., описывает детали подготовки и хода сражения. Занимаясь составлением рассказа, судя по всему, через 20–30 лет после произошедшего на Калке столкновения, книжник как будто пытается собрать воедино самые разные, в том числе и мельчайшие, подробности, выбирая их из нескольких источников и составляя настоящую текстовую мозаику [83] .

Так, он скрупулезно перечисляет главных действующих лиц русских князей, указывая, кто и где находился до сражения («в Кыеве», «в Козельске и в Чернигове», «в Галиче» и др.), кто и почему не принял участие в сражении (например, Юрий Всеволодович «Суждальский» «не бе в том совете» или Василько Константинович, которого тоже «не бе», ибо «бе бо в Володимере млад»), точно датирует наиболее важные, на его взгляд, этапы похода («оттуду же придоша месяца апреля и придош к реце Днепроу…», «передоша Днепръ во день во вторникъ и оусретоша Татареве полкы Роускыя…»), подробно описывает ход битвы, перечисляя имена ее участников (всего русских и половцев по именам названо 16 человек [84] ).

83

К. В. Романов выделяет в повести несколько десятков наслаивающихся друг на друга отрывков из не менее чем трех летописных источников. См.: Романов В. К. Статья 1224 т…. С. 79–103.

84

Ср.: в НПЛ — 16 (при этом совпадений с Ипат. менее 20 %!); в Лавр. — 4 (совпадений с Ипат. — 100 %).

Книжник подчеркивает масштабность произошедшего с русскими князьями несчастья. Для него поражение на Калке отнюдь не рядовое событие: «быс победа на вси князи Роускыя, тако же не бывало никогда же», — пишет он [85] .

Русские князья, как и в рассказе НПЛ, в Ипат. действуют против татар не по собственной инициативе, а по просьбе половцев. Интересно, что структура высказываний половцев в Ипат. и НПЛ довольно сходна. Составитель Ипат. пишет: «Прибегшимъ же Половцемь в Роускоую землю, глаголющимъ же имъ Роускимъ княземъ: аще не поможета намъ, мы ныне исечени быхомъ, а вы заоутрее исечени боудете» [86] . В обоих повествованиях половцам, по их словам, уготовано поражение от татар «ныне» («днесь»), а русским — «заоутрее» («заутро»). Вместе с тем в рассказе Ипат. половцы говорят о «перспективе» — своей и русских — быть «иссечени» татарами, тогда как в НПЛ, по словам «куман», татары должны у тех и других «отнять землю». Интересно также, что решение русских выступить на стороне половцев подкрепляется аргументацией несколько отличной от той, которая приведена в НПЛ. В Ипат. совет князей принимает стратегическое решение, полагая, что татар «лоуче бы есть прияти на чюжеи земле, нежели на своеи». В НПЛ же князья исходят из того, что, если половцам не помочь, «тъ си имуть придатися к нимъ (татарам. — В. Р.), тъ онемъ больши будеть сила» [87] . Немаловажно отметить также, что в отличие от рассказов НПЛ и Лавр. повествование Ипат. практически не содержит сколько-нибудь негативных характеристик половцев.

85

ПСРЛ. Т. 2. Стб. 745.

86

Там же. Стб. 740–741. Ср.: «нашю землю днесь отьяли, а ваша заутро възята будеть» (см.: НПЛ. С. 62).

87

ПСРЛ. Т. 2. Стб. 741. Ср.: НПЛ. С. 62.

Автор версии Ипат., проявляя такой интерес к действиям русских и вообще к военной стороне произошедшего события, сравнительно мало внимания уделяет татарам:

те у него выступают безликой массой.

Татары в Ипат. сразу же определяются как «неслыханая рать безбожнии Моавитяне, рекомыи Татаръве». «Неслыханность» татарской рати — образ, довольно близкий к тому, который встречается в общей части статей НПЛ и Лавр. [88] Однако в рассказе Ипат. появляется негативная характеристика татар, данная по, так сказать, «конфессиональному» принципу — татары названы «безбожными».

88

Однако есть и различие. В НПЛ (и Лавр.) речь идет о «язецех», о которых «добре никто не весть, кто суть и отколе изидоша, и что языкъ ихъ, и которого племени суть, и что вера ихъ», т. е. — о «незнаемых» — неизвестных, непонятных, незнакомых народах, «незнаемость» которых сама по себе таит определенную опасность для русских. «Неслыханность» же татарских ратей Ипат. менее грозная. Само отнесение определения «неслыханный» к «рати», а не к народу существенно снижает пафос повествования: «неслыханной ратью» может быть как «неизвестное до поры», так и просто «очень большое» войско.

Вообще отношение к татарам как «безбожному» народу, судя по всему, в памятниках литературы появляется в сравнительно более поздний период: такого рода определения встречаются лишь начиная с летописных рассказов о нашествии Батыя [89] . И только в одном из трех ранних рассказов о битве на Калке — в рассказе по версии Ипат. — мы находим подобную отрицательную характеристику. Скорее всего, наличие в рассказе Ипат. определения татар как «безбожных» может быть связано как раз с поздним появлением Повести: рассказ, вероятно, составлялся уже после нашествия Батыя, в период, когда в литературе всячески подчеркивались такие черты монголо-татар, как «безбожность» и «поганство».

89

НПЛ. С. 74; ПСРЛ. Т. 1. Вып. 2. Стб. 460, 465, 467–469; Т. 2. Стб. 778–779, 782, 787.

Среди негативных характеристик татар в повести Ипат. особо подчеркивается «лесть» ордынцев. В завершающих фразах рассказа трижды упоминается указанное качество «безбожных». Татары, победив русских князей «за прегрешение крестьяньское», приходят к «Новагороду Святополчьскому». Поражение новгородцев объясняется тем, что «не ведающим же Роуси льсти ихъ (татар. — В. Р.), исходяхоу противоу имъ же со кресты, они же избиша ихъ всих». Но Бог уводит татар, как бы давая возможность христианам встать на путь исправления. Татары «воеваша землю Таногоусьстьскоу и ины страны… ихъ же прельстивше и последи же льстью погубиша». Помимо «земли Таногоусьстьской», татары и «иные же страны ратми, наипаче лестью погубиша» [90] .

90

ПСРЛ. Т. 1. Вып. 2. Стб. 745.

Еще одним показателем позднего происхождения разбираемого рассказа является сентенция о том, что поражение от татар является не просто Божиим наказанием за грехи, но и своего рода предупреждением русским, главная цель которого дать последним еще один шанс избавиться от грехов, сознательно встать на путь покаяния и исправления. Летописец объясняет уход татар тем, что Бог, «ожидая покаяния крестьяньскаго и обрати и (их татар. — В. Р.) вспять на землю восточноую» [91] . Указанная идея, как и представления о «безбожности» татар, получает широкое распространение именно в первые десятилетия после нашествия Батыя. Именно в этот период нашествие воспринимается как «последнее предупреждение», «еще один шанс» исправиться (к большому сожалению книжников, шанс неиспользованный) погрязшим в грехах русским [92] .

91

Там же.

92

НПЛ. С. 76; ПСРЛ. Т. 1. Вып. 2. Стб. 462. Ср. с «Поучениями» Серапиона Владимирского (см.: ПЛДР. ХIII век. С. 446–448).

Отличительной чертой повествования Ипат. является наличие гораздо большего оптимизма в описании событий: русские не просто слепо сопротивляются року (в лице пришедших согласно Божьей воле татарам) и в конечном счете терпят поражение. Часто русские довольно удачливы в своих поступках. Создается впечатление, что летописец рассматривает победу русских над татарами как в принципе возможную.

Действительно, на определенном этапе сражения русским сопутствует удача: русские «победиша и (их — татар. — В. Р.) и гнаша в поле далеце, секоуще и взяша скоты ихъ», «татаром же бегающимъ, Данилови же избивающи ихъ своимъ полкомъ» [93] . Подобные оптимистические нотки повествования практически отсутствуют в рассказах НПЛ и Лавр. Судя по всему, указанный феномен — определенный оптимизм по поводу возможной победы над «безбожными» — связан с бескомпромиссным неприятием татар, характерным для политики Галицко-Волынской Руси в период правления Даниила Романовича Галицкого, при котором и была составлена разбираемая часть летописи [94] .

93

ПСРЛ. Т. 2. Стб. 743–744.

94

Романов В. К. Статья 1224 г…. С. 103; Ужанков А. Н. «Летописец Даниила Галицкого»… С. 247–283.