Моника 2 часть
Шрифт:
– Но как? Каким образом?
– Иногда одно слово может спасти.
– Но оно будет не моим, к сожалению. Удача правосудия зависит от других свидетелей, а не от меня, сеньорита. Есть, к примеру, человек с изуродованной рукой. Думаю, он был жертвой агрессии. Конечно же, то, что он скажет, будет иметь вес, как и заявление о мальчике, который, говорят, был похищен. Также есть небольшие коммерсанты, думаю, что они обвинят его… Как я сказал, менее всех я подхожу вам…
– Мне необходимо поговорить с ними! Послушайте… Вы не откажете мне в незначительной услуге…
Она оперлась мягкой и горячей рукой о руку офицера,
– Я верю вам… Сердце подсказывает, что должна верить… Это выглянула моя счастливая звезда… Вы можете привести некоторых свидетелей из этого зала…
– Нет, нет, это невозможно! – протестовал смущенный офицер.
– Не говорите такого сурового слова, не убивайте последние надежды… Только две вещи… Хотя не только две. Положите деньги в руки человека с забинтованной рукой и скажите, что это приказ; нужно спасти Хуана Дьявола! Еще вы можете отдать в руки Хуана эту бумагу…
– Невозможно! Это строго запрещено, вы отдаете себе отчет, что я менее всех, из-за должности офицера и офицера-иностранца…
– Какое значение имеют для вас законы Франции? – опровергла Айме с мягкой настойчивостью. – К тому же я не прошу делать вас что-то, совсем не прошу, лишь услугу. Хочу, чтобы вы лично вручили эту бумагу, наедине. Там несколько строчек… строчек, чтобы поддержать дух… Какой-то клочок бумаги. Если у вас есть карандаш…
– Да, вот… Но... – колебался офицер.
– Дайте на секунду. Несколько строк. Несколько строк и ничего более, но эти строки дадут ему силу, он воспрянет духом. Я совершенно уверена, что как только он прочитает их… – Она вырвала карандаш из рук офицера, быстро написала несколько коротких строк, сложила пополам бумагу, все также с нежностью легкой боязни сжимая руку, которая отказывалась брать записку, пока она умоляла: – Я знаю, вы придумаете способ, чтобы Хуан прочел это раньше, чем начнет давать показания. Знаю, вы сделаете то, о чем я попросила вас…
– Если вы так настойчивы… Но правда в том, что я… я… – запинался смущенный офицер.
– Вы навсегда получите мою благодарность, – настаивала Айме вызывающе. – Навсегда и в любом месте вы приобрели в лице меня подругу… Подругу для всего… Поверьте, офицер… Ваше имя…?
– Чарльз… Чарльз Бриттон, к вашим услугам… Но… – Он задержался на секунду и с оживленным интересом спросил: – А вы, сеньорита? Могу ли я узнать ваше имя, чтобы запомнить его?
– Скоро узнаете… Доверюсь вашему благородству… Доверюсь вашему слову, которое может стоить мне жизни. Запомните меня как женщину, отдавшую кровь ради Хуана Дьявола!
15.
– У вас есть доказательства в свою защиту, обвиняемый? – спросил председатель суда.
– Ваше Превосходительство в самом деле желает, чтобы я защищался? – притворился угодливым Хуан, не теряя иронии.
– В третий раз призываю внимание обвиняемого относительно дерзости ваших ответов… Ограничьтесь возможностью, которую я дал вам. Вам есть, что добавить в свою защиту, с уважением к обвинениям последнего
– Я не крал! Думаю, у нас различные представления о слове кража, Ваше Превосходительство…
– А также различные представления на приказы о запрете? Вот в распоряжение сеньоров судей более двенадцати пунктов, подтверждающих заявление последнего свидетеля. Можете проверить… Ром, какао, табак, хлопок, пряности… все продукты грабежа мелких собственников Юга Гваделупе, перевезены и проданы вами коммерсантам Сен-Пьера и Фор-де-Франс по цене, которая вредит рынку.
– Признаю эти грузы, признаю, что был посредником у мелких собственников Юга Гваделупе, разоренных системой кредитов, поддерживаемой ростовщиками, которых терпит Государство Гваделупе в городах Пети-Бур, Гуайав и Капестер. Эти продукты были изъяты из усадеб, которые люди орошали своим потом и кровью…
– Вы пытаетесь оправдать воровство? – почти взвизгнул председатель, звоня в колокольчик, чтобы прекратить шепот, вызванный словами Хуана.
– Ни в коем случае, Ваше Превосходительство. Что касается обвинений на суде, были воры мелких колоний, которые приобрели свой товар после эмбарго, которое совершенно их разорило. Для меня кража была тогда, когда купили урожай за четверть стоимости, когда подписали цифрами в три раза больше денег в долг… Думаю, это было настоящим воровством, благоприятным для дельцов-богачей Пети-Бур, Гуайав и Капестер по минимальным ценам и сверхприбылью… И осталось последнее обвинение… Какое последнее обвинение? Похищение Колибри?
– Еще рано слушать обвинения по поводу похищения мальчика… Теперь необходимо отметить в протоколе, что вы признаете, что возили товар из Гваделупе и продавали на Мартинике за спиной портовых властей. Полностью признаете, можно взять в расчет моральное опровержение обвинения, если этого захотят господа присяжные. В таком случае это доказывает второе обвинение…
– Осталось доказать остальные, если они такие же. Да, да, сеньоры судьи, да, сеньоры присяжные, я помог вырвать из когтей угнетателей малую часть несчастных крестьян Гваделупе, обманутых богатенькими, чьи животы разжирели ценой несчастья и боли остальных. Я помогал грабить богатые грузы, вырванные у нищеты, невежества, которые воспользовались беспомощностью многих несчастных. Без разрешения я провозил пассажиров, облегчая бегство работников-рабов, нанятых по нечеловеческому договору. В большинстве случаев я облегчил вес трофеев сытых мира сего, надеясь, что достаточно украл, чтобы не было греха. Я провел контрабандой товар через Таможни, где знаю многих продажных служащих, чтобы контрабандист, который проводит жизнь в морях, беспрепятственно проходил их…
– Хватит… Хватит! Вы сошли с ума? – яростно тряс колокольчиком председатель, чтобы успокоить возрастающий шепот.
– Я говорю правду, – невозмутимо продолжал Хуан. – А что касается похищения Колибри… Где он? Почему его не привезли? Я не хочу говорить один… я лично дам ему слово, и оставлю Богу судить тех, кого называют родственниками, из чьих лап я вырвал его. Я прошу, требую присутствия Колибри…
– Я сказал хватит, обвиняемый! Свидетели пойдут в установленном порядке. Швейцар, приведите следующего свидетеля!