Мономан
Шрифт:
– Да. Простые люди на такое не способны. Спасибо за помощь. Теперь шансы поймать поражённого недугом безумца возрастают в разы. Вы очень мне помогли, Мастер.
– Я радостью, с превеликой радостью. Можете заходить ко мне в любое время суток!
– Учту, - вымученно улыбнулся Содал.
В этот момент, в кабинет вошла Налли, неся в руках тяжёлый поднос с яствами и питьем.
– Пожалуй, мне пора, - тихо произнёс чародей.
– Как? Уже?
– удивился Мезин.
– Чем раньше начну поиски, тем больше невинных успею сберечь.
– О да, конечно, господин чародей, идите! Помните, что всегда можете на меня рассчитывать!
Содал кивнул, бросил короткий взгляд на служанку и
– Чего ты так долго, девка? Не могла быстрее прийти? Видишь, гость уже уходит, из-за твоей медлительности теперь будет голодным ходить. И-эх, дура, дурой! И за какие грехи, ты мне такая, непутёвая, досталась?
– Я бы все равно не стал есть, потому как не голоден, - бросил через плечо Содал, остановившись на пороге.
– Не надо её ругать. Я уверен, она спешила, как могла.
– Да?
– недоверчиво бросил Мезин.
– Ну, как скажете, господин чародей. Ладно, девка, оставляй поднос и убирайся отсюда, мне нужно побыть одному.
Покорный стук поставленного на стол подноса, распалил внутри Содала фонтан холодного пламени.
– Знаете, господин Мезин, - произнёс он спокойно и тихо, - у нас в столице есть такой обычай, - тех, кто называет девками и дурами симпатичных и не глупеньких девушек, тем более - родственниц, обычно, наказывают. Например, выбивают зубы. Или вырывают язык. Чтобы речь улучшить. Но то в столице. А мы в провинции. Иногда мне кажется, что провинциальной жизни явно не хватает некоторых столичных обычаев.
Содал покинул покои Мастера, провожаемый в спину удивлённым и восхищённым, взглядами.
***
Мортонар представлял из себя пяток деревень, один небольшой городок под неброским названием Город, - Содал тут же оценил всю иронию местного населения - и замок барона, аккурат в центре небольшой провинции. Всё остальное - густые и мрачные леса. До темноты Содал объезжал владения вар Данов, пытался найти места, где происходили убийства, но местный люд боялся даже смотреть в его сторону, не то что говорить с ним. Чародеев, даже в просвещённой и цивилизованной столице, многие недолюбливали - люд всегда боится и ненавидит тех, кто их превосходит, но здесь страх и неприязнь в глазах, в лицах, в жестах буквально зашкаливали. Большинство просто бурчали, мол, знать не знаю, видеть не видел, и скорее уходили прочь, осеняя себя либо Сигной, либо защитными знаками; но находились и те, кто открыто демонстрировал своё отношение к Орденскому посланцу. Одна бабка, ведущая с выгула худую и жилистую корову, когда Содал представился и спросил об убийствах, так на него глянула, что, казалось бы, он сам, только что и совершил при ней все страшнейшие злодеяния, на которые был способен человек. А потом, плюнув в него, благо не попав, она поковыляла дальше, бормоча себе под нос проклятия на головы всех, якшающихся с нечистью, ублюдков.
Вернувшись в Дартон не солоно хлебавши, Содал заставил себя лечь спать, но в итоге, уснул лишь под утро. Вскоре после рассвета его разбудил слуга, сказав, что командор Тавос готов проехаться с ним по округе. Еще до полудня они уже были в сёдлах и ехали в сторону первой деревни, под сопровождением десяти солдат из гарнизона.
– Где произошли первые убийства?
– спросил чародей, глядя на вечно хмурого вояку.
– А я, почто знаю?
– буркнул тот.
– Неведомо мне, кто там был первый... Мне до ваших мономанов дела нет, днём и ночью только о лиходеях и думаю.
Кони месили копытами грязь. После коротенького дождика дорогу совсем развезло, а над головами висели серые тучи, обещая вскоре, повторное окропление.
– Я имею ввиду, где произошли первые убийства, которые уже точно принадлежали мономану?
– Кхм, надо подумать.
– Тавос погрузил пальцы в седеющую
– Наверное, в Нижней Косе, куда мы и едем. Она и самая большая здесь, не считая Города. В Косе, собственно, народу-то больше всего и погибло. Еще около десятки жмуров были найдены в Верхней, столько же в Пухле и пару в Кухле. В Серовье и Городе, благо, миновало. Хотя, в Городе убили одну шлюху, искололи ножом бедняжку, а потом зверски изрезали лицо - мать родная бы не узнала!
– но, как оказалось, это один ревнивый дуралей её порешил. Колотил бедняжку, зверь, и в итоге, когда она отказалась его обслуживать, зарезал. Мы его быстро нашли, вздёрнули на площади, народ порадовали. А то с этими вашими мономанами, да еще и шайкой головорезов в лесах, ужас, что творится! Люд в конец испуган, вот-вот побегут в другие земли...
Содал кивнул. Дальше ехали молча, пока опять не начал накрапывать мелкий дождик. Из серого марева потихоньку, выплывали очертания большой деревни у границы леса. Затем первый столб, на котором висел повешенный, всего в паре ярдов от дороги. Костлявые и давно разутые ноги мертвеца, впрочем, как и лицо, частично обглодали птицы. Вместо глаз на проезжающих мимо людей с осуждением пялились две чёрные дыры. Видимо, с деньгами в провинции дела обстояли совсем уж плачевно, - с бледного тела мертвеца даже портки сняли, отчего скукоженный и почерневший детородный орган жалостливо мёрз на ветру. После третьего висельника Содал не выдержал, поинтересовался, за что вздёргивают.
– За злодеяния, - мрачно ухмыльнулся Тавос.
– Мы-ж не изверги, просто так людей вешать.
– А какие, если не секрет?
– Попробуй уже упомни, - фыркнул командор.
– Последнего, вроде бы, за убийство. Пьяный дурак, с бабой своей поругался, дал ей в лоб и убил на месте. Пришёл, честно поплакался, сознался. Ну, а мы его честно и быстро, вздёрнули. Да не смотрите вы так, осуждающе, господин чародей. Мы ведь не подтягивали его, чтобы, как яблоко, переспевшее болтался-дрыгался, мучился и портки пачкал перед смертью, а по-людски столкнули с лесенки - там даже почувствовать ничего не успеваешь, шея мигом ломается, что сухая веточка. Милосердие, так сказать, проявляем.
– Не слишком ли жестокое наказание за случайное убийство?
– Убийство случайным не бывает, - буркнул Тавос.
– Аль самогон жрать в три горла - это тоже случайно вышло? То-то же! Люди, они ведь только кулака боятся, а на словесные угрозы им срать с высокой башни. А так, и общество, как грится, от погани разной чистим, так и для острастки остальных. Вы же вроде человек учёный, должны такие вещи лучше меня понимать.
– Давно служите у его милости?
– решил сменить тему Содал.
– Уж поди лет десять как, - хмыкнул Тавос.
– Я сам отседова, из Верхней Косы. Был моложе, хотел славы и битв, уехал в Холмистые Княжества искать лучшую долю. Долго служил в Рысьем Герцогстве у одного лордика, воевал с Дикими[7], а как хозяин помер, егойный сын выпер меня, даже спасибо не сказал, сука! Вот я и вернулся. Его милость меня принял, поставил командовать гарнизоном. С тех пор и служу.
– Ясно. Тяжело было с Дикими?
– Тяжело. Они-ж не люди - звери! Я за те годы столько навидался, до конца жизни хватит.
– Тавос осенил себя знаком Сигны.
– Товарищей моих, тех, кто по дурости в плен к ним сдавался, зрел со вспоротыми брюхами и кишками наружу, вокруг шеи намотанными. Дикие на то и дикие - у них поверье даже есть, мол, победив врага, надобно его печень сожрать, сырую, дабы обрести силу побеждённого. Но ничего, как грится, око за око, зуб за зуб... Мы этих тварей, тоже люто били, не жалели даже детей и женщин, ибо они такие же нелюди, как и мужи ихние! Гада давить надо, пока еще в зародыше, не то вырастет и устроит красного петуха.