Монреальский синдром
Шрифт:
— Дурачок, зачем ты умер?
В глубине души Шарко ликовал. Иностранный легион!.. До чего же четко все соответствует открытиям последних дней!.. Люси тем временем продолжала допрос:
— Есть ли у вас хоть какие-то доказательства, что брат записался в легионеры? Он с кем-то переписывался, кому-то звонил, или ему звонили? Покупал железнодорожные билеты… на юг?
— Например, в Обань? [27] — уточнил Шарко.
Араб покачал головой:
27
В
— Нет, я же только что сказал, никуда он не завербовался. Я знал, что он на это не способен. Чересчур неуравновешенный, непоследовательный. Для него не было никаких авторитетов, Мухаммед просто не выносил, когда им командуют. Ну разве можно представить его легионером? Вот как-то возвращаюсь я с работы, а Мухаммеда и след простыл. Даже брошюру свою не взял с собой. Не попрощался со мной, ничего… Я так и знал, что рано или поздно, но полиция ко мне наверняка нагрянет…
Комиссар играл желваками, уставившись на страницу рекламного проспекта с фотографией солдата в белой форменной фуражке. Легионер — вся грудь в медалях — гордо позировал перед камерой. Шарко был уверен, что парень все-таки записался в Легион, но ему не хватало убедительных доказательств. Наверняка записался, пусть даже брат думает, что такого не может быть!
— У вас есть родственник, может быть, друг или хороший знакомый, к которому Мухаммед мог отправиться, уйдя отсюда, или с кем мог хотя бы поговорить перед отъездом?
— Никого, кроме пропащих парней, у него в друзьях даже и не представляю…
Шарко продолжал размышлять. Все постепенно становилось на свои места, но оставалось одно противоречие: зачем отрезать кисти рук, срезать татуировки и вырывать зубы у человека, которого так легко опознать по ДНК? Как бы там ни было, в Легионе не могли не знать, что за Мухаммедом тянется шлейф тяжких преступлений. Конечно, они пренебрегают прошлым своих рекрутов, но тем не менее тщательно проверяют их, прежде чем оформить документы о вступлении. Наверняка им было известно и о том, что все данные об этом парне есть в Национальной картотеке, и о том, что именно он успел совершить.
Разве только…
Темные глаза Шарко снова обратились к фотографии двух братьев.
— Думаю, мой вопрос покажется вам странным, но ответьте: у вас не пропало примерно тогда же, когда и брат, удостоверение личности?
Хаким кивнул:
— Действительно, пропало. Потерял его на работе или на улице. А как вы догадались?
Шарко не ответил. Люси была поражена не меньше, чем хозяин квартиры. А у комиссара теперь все сходилось, на все вопросы нашлись ответы, его уверенность росла. Он протянул руку арабу, попрощался с ним. Люси тоже.
— Скоро к вам придут наши коллеги из Руана, они зададут куда больше вопросов и все запишут. Не беспокойтесь — это нормально.
Прежде чем выйти вслед за Люси, он обернулся
— Кстати… У вашего брата нашли под кожей в районе шеи крошечный кусочек пластика. Не знаете — какие-то хирургические операции он перенес?
— Нет-нет.
— А в больнице лежал когда-нибудь?
— Не думаю. Нет, ничего об этом не знаю.
— Спасибо. Обещаю, что вы все узнаете. И виновные за все заплатят, я лично прослежу за этим.
Шарко тихо закрыл за собой дверь.
39
Люси и Шарко сидели за столом на кухне в Л’Аи-ле-Роз. По дороге они накупили выпечки, и, пока комиссар, выбравший себе шоколадную булочку, аккуратно обмакивал ее в кофе, Люси принялась за круассан. Впервые за несколько дней по небу за окном плыли белоснежные облака.
Проглотив очередной кусок сдобы, Шарко заговорил:
— Ну что ж, все сходится. Тела, которые невозможно опознать, — это, безусловно, трупы иностранцев, приехавших за свой счет во Францию с единственной целью: во что бы то ни стало стать легионерами. Частый случай для Иностранного легиона.
— Угу, убийцы, постаравшиеся сделать идентификацию своих жертв невозможной, действовали вполне профессионально, да и трупы спрятали продуманно… И то, как Люк Шпильман описал своего посетителя, человека в армейских ботинках… Да, это дело рук военных.
— И не забывай, что, судя по анализу волос, трое из убитых незадолго до смерти перестали употреблять наркотики. Это ясно говорит о том, что парни покончили с прошлым и что с некоторых пор ими управляли железной рукой. С тех пор, как началась их проверка в вербовочном пункте. Документы при входе отбираются, и, пока длятся проверки, кандидатам в легионеры не дозволяются никакие отношения с внешним миром. Новобранцы.
Комиссар прикончил свою булочку. Он выглядел вполне здоровым и даже почти счастливым.
— А что за история с пропавшим удостоверением личности? — спросила Люси.
— Так ведь ясно! Все вполне логично. Мухаммед Абан был человеком неуравновешенным, с таким, как у него, количеством судимостей никто его в Легион не принял бы. Вербовщики в Обани не обращают внимания на практически любые правонарушения, но их не устраивают те, кто совершил тяжкие преступления: убийства, грабежи, разбой, не устраивают люди с серьезными извращениями. Они не хотят проблем с Интерполом. Ну и Абан схитрил, подменил документы.
— Украв удостоверение брата?
— Да конечно же! Все, что нужно предъявить в приемном пункте Иностранного легиона, — это удостоверение личности, выданное государственным учреждением и действительное на данный момент. Не более того. Это удостоверение и остается на срок контракта единственной связью между прошлым и будущим легионера. Потому Мухаммед Абан недолго думая выдал себя за брата. Они похожи как две капли воды, вербовщикам даже в голову не пришло что-то заподозрить: перед ними стоял человек с идеальной биографией, без единой судимости.