Монреальский синдром
Шрифт:
Шарко улыбнулся. Послышался шум раздвигаемой пластиковой занавески, потом женский голос:
— Вы со мной разве не полетите?
— Нет. Сядешь на ближайший экспресс. Насчет своего начальства не беспокойся, я сам передам твоему шефу всю информацию. Тебе забронируют электронный билет до Квебека.
— А вы?
— А я пойду к Леклерку и посмотрю, что там за список представителей гуманитарных организаций, находившихся в Каире во время убийства девушек. Может быть, в длинном списке найдется и имя убийцы.
Дверь внезапно распахнулась, и на пороге появилась завернутая
— Почему вы хотите меня отослать? — спросила она жестко.
Шарко сжал зубы. Потом протянул руку, стряхнул кончиками пальцев с ее виска пену и сразу же резко развернулся.
— Почему, комиссар?
Но он уже, не обернувшись, исчез в конце коридора.
40
Люси вышла из квартиры в Л’Аи-ле-Роз, и все понеслось на немыслимой скорости. У нее было всего несколько часов на то, на что у другой ушло бы не меньше двух суток. Ее самолет отбывал из аэропорта Лилль-Лескен в 19.10. Международный отдел управления, в котором работал Шарко, договорился с ее начальством — и дальше все произошло как по мановению волшебной палочки: ей оформили командировку, выдали нужные бумаги, забронировали номер в гостинице, переслали электронные авиабилеты туда и обратно… А только что она распечатала полученный опять-таки электронной почтой пресловутый официальный запрос международного образца… «Боинг» приземлится в Канаде в 20.45 по местному времени. Остановится она в трехзвездочном отеле «Дельта-Монреаль», расположенном между плато Мон-Руаяль и Старой гаванью — это в двух шагах от архива. В строгих рамках расследования ей отводилось на командировку четыре дня, не считая дня прилета и дня вылета. Однако они не поскупились: целых четыре дня на поиск в архиве старых бумажек — это много!
По дороге домой Люси вспоминала последние слова Шарко, сказанные на платформе скоростного метро в Бур-ла-Рен: «Береги себя, детка, давай-ка поосторожнее там…» — и слова эти перекатывались у нее в груди, как камешки, ударяясь одно о другое. При прощальном рукопожатии его палец оказался сверху, Шарко улыбнулся ей, она ему: что ж, два-ноль — потом он, как первый раз, ушел, сгорбив плечи и не оборачиваясь. У Люси кольнуло сердце, когда она смотрела ему вслед, долго смотрела, как скрывается в толпе силуэт этого странного человека.
Она приняла душ, уложила вещи — по минимуму, только то, без чего не обойтись, закинула чемодан в багажник, вынесла мусор и, сев в машину, направилась к городскому Клиническому медицинскому центру. Волновалась она просто как никогда. Канада… международное дело… и это дело поручено ей, лейтенантишке, у которой совсем еще недавно только и было дел, что годами перекладывать туда-сюда бумажки в комиссариате Дюнкерка… В глубине души она даже гордилась таким своим взлетом.
Люси налила в два пластмассовых стаканчика кофе и вошла с ними в палату. Верная своему долгу мать конечно же была на посту: осваивала с Жюльеттой какую-то игру на видеоприставке. Кровать дочки была завалена раскрасками.
— Завтра с утра? Ой, как здорово!
Нацеловавшись, малышка вернулась к прерванной игре… как же давно Люси не видела ее такой веселой! Мать и дочь со стаканчиками кофе в руках смотрели на нее с порога палаты. Собравшись наконец с духом, Люси начала:
— Мам, тебе придется посидеть с Жюльеттой еще как минимум четыре дня. Ну, то есть четыре дня и четыре ночи. Мне очень жаль, но расследование оказалось дико сложным, и…
— …и куда же ты теперь?
— В Монреаль…
У Мари Энебель определенно был дар одним взглядом погружать тебя в чувство вины с головой.
— Значит, теперь за границу. Надеюсь, это, по крайней мере, не опасно?
— Нет-нет, совсем не опасно! Мне надо будет порыться в документах одного архива. Ничего особенно увлекательного, но, к сожалению, обойтись без этого нельзя, ну и надо было отправить туда кого-то, чтобы выполнить работу.
— И конечно же работу свалили на тебя!
— Можно сказать и так.
Мари слишком хорошо знала свою дочь, чтобы поверить в безобидность командировки: если бы Люси предстояло сразиться с самим дьяволом, она бы сообщила, что идет в лес за грибами. Лучше сменить тему.
— Твой бывший заходил. — Мари показала на серого плюшевого бегемота.
— Мой бывший?.. Ты имеешь в виду Людовика?
— А что, были и другие?
Люси промолчала. Мари печально смотрела на Жюльетту.
— Видела бы ты, как они весело играли… Людовик провел здесь, с Жюльеттой, целых два часа. Его выписали, и он зашел сюда по пути домой. Сказал, если захочешь, можешь ему позвонить. И тебе надо это сделать.
— Мама…
Мари поймала взгляд дочери и больше уже не отводила от Люси глаз.
— Тебе нужен мужчина, Люси. Кто-то, кто внес бы стабильность в твою жизнь, кто умел бы, когда потребуется, вернуть тебя к реальности. Людовик — хороший парень.
— Очень. Вся проблема в том, что я его не люблю.
— Ты не успела его полюбить. Твои близняшки проводят куда больше времени с бабушкой, чем с матерью, это я их воспитываю, я сижу с ними. По-твоему, это нормально?
На самом-то деле Мари была совершенно права. Люси вспомнила, как Шарко говорил о работе: ненасытное чудовище, которое с течением времени срыгивает из своей пасти разрушенные, погубленные семьи.
— Давай подождем, когда расследование будет позади, а, мама? Обещаю тебе остановиться и подумать над этим.
— Подумать, подумать, конечно… Во время прошлого расследования ты говорила то же самое. И в прошлый раз, и в позапрошлый, и в позапозапрошлый…
Во взгляде Мари ясно читался упрек, но одновременно и что-то вроде жалости.
— Уж разумеется, теперь мне не переделать свою дочь, поздно. Ты какая-то железобетонная, Люси, и, чтобы тебя хоть немножко изменить, твои чертовы мозги надо перестроить целиком!