Монстры в Академии
Шрифт:
— Госпожа Калинина, — подсказала ему Марина, в кои-то веки примерив на себя «аристократическую» версию обращения, чтобы вредный дядька не отказал в помощи.
— Госпожа Калинина, — повторил он. — Действительно… кхм… неожиданная встреча…
Мэйгрин замялся, явно пытаясь найти повод для отказа. Но Марина, в чьей крови после почти удавшегося наезда лошадью и экстремального рывка Ксавьера бурлил адреналин, быстро сообразила: раз сомневается, значит, может помочь. И надо только продолжать напор.
— Господи, какое это облегчение — в трудную минуту встретить джентльмена! —
Она кивнула на испачканные в крови руки Криса.
— Но все же хотелось бы помощи достойного человека, а не стайки безалаберных подростков. Вы ведь не оставите даму в беде? — закончила Марина.
Ей было неловко представлять в таком свете свой класс, но она надеялась на сообразительность ребят. Или, хотя бы, Ксавьера, который мог бы объяснить ее поведение всем «обиженкам».
— Разумеется, — с неохотой ответил Мэйгрин и, вздохнув, сделал знак кучеру, чтобы помог даме сесть в карету.
— Огромное Вам спасибо! — как можно искреннее сказала Марина, забираясь в карету, где сидели двое — Мэйгрин и смутно знакомый молодой человек. — А не будете ли так любезны прихватить с собой и одного из моих учеников? Он нужен мне в Академии.
Уточнять, что Леам нужен именно на Алхимических Игрищах, она не стала, чтобы не обострять национальную вражду.
— Вы меня извините, но я предпочитаю не делить с магиками карету, — явно с трудом подобрал слова Мэйгрин, чтобы не дать Марине протащить с собой ненавистных беженцев.
— Поверьте, я тоже, — заверила его Марина. — Пусть сидит на козлах, рядом с кучером. Вы ведь не против?
Мэйгрин поморщился, но вежливость вынуждала его заботиться о даме, а других лазеек в ее предложении он не нашел.
— Леам, садись к кучеру, — сказала Марина в окошко, убедившись, что ее идея принята. — Остальных жду в корпусе, все свободны!
«Ох, некрасиво поступаешь!» — заметил внутренний голос.
«А что делать? — мысленно вздохнула Марина. — А то вдруг Леама снимут с соревнований за опоздание? Лично мне было бы обидно за такое».
«Скажи спасибо, что класс тебе достался хоть и необразованный, но на удивление умненький, — ответил внутренний голос, Мариниными глазами оценив веселые выражения лиц магиков. — И это ж надо так по-свински их бросить. А они тебя на руках несли, между прочим».
Марина густо покраснела: ей и впрямь стало стыдно, и она пообещала себе как-нибудь вернуть этот долг. Но в этом мире, похоже, учителя по умолчанию были сплошняком из высшего сословия, так что магики приняли ее выходку как нечто само собой разумеющееся и преспокойно затопали в сторону Академии, не бурча и как будто даже повеселев. Видимо, прогулка в компании взрослого человека их все-таки «напрягала».
Карета тронулась. Девушка тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли, и постаралась принять подобающий воспитанной даме вид. Хотя босиком чувствовала себя довольно неуютно, так что торопливо спрятала ноги под скамейкой.
— Госпожа Калинина, позвольте представить Вам моего сына — Финеуса Мэйгрина, — заговорил аристократ.
— Очень приятно, — механически улыбнулась Марина,
«Эй, да это же тот придурок, что во главе своры магов гонял Уильяма!» — наконец, сообразил внутренний голос, откуда им знакомо это лицо.
«И тот же придурок, который сцепился с нашим придурком, Крисом, на ярмарке в Городе», — добавила Марина, уже с куда большим интересом разглядывая склочного юношу.
В принципе, по его виду диагноз ставился только один: завышенная самооценка. И скорее всего, корнями эта зараза уходила, как обычно, в семью. А проще говоря, Финеуса, похоже, всю жизнь заставляли быть гением, внушая, что только таким и может быть наследник достойного рода, и мальчик, не сумев справиться с давлением старшего и сильного, принялся гнобить тех, кто младше либо слабей.
«Ой, как я все это не люблю», — мысленно вздохнула Марина, старательно пытаясь увидеть в молодом человеке свободную личность, а не карикатурную кальку с отца. Ведь где-то под всем этим высокомерием скрывался забитый пацан, недолюбленный родителями. И чтобы воспринимать юношу адекватно, об этом всегда нужно было помнить.
«Вот оно тебе надо? — фыркнул внутренний голос в ответ на это самовнушение. — Не майся дурью. Парень тянет лет на восемнадцать, если не девятнадцать. Личность уже сложилась, и ты на нее никак не повлияешь. Он уже упертый говнюк, как его отец, и относиться к нему следует соответственно».
«И все же он еще учится, — возразила Марина. — А раз учится, значит, пребывает в иной среде и имеет возможность противопоставить ее своей семье. Кто знает: быть может, это его последний шанс не пойти по стопам отца?»
«Марин, — вздохнул внутренний голос. — Засунь свой альтруизм знаешь, куда? Вижу, знаешь. Так что давай, засовывай. У тебя уже есть целый класс покалеченных душ. Поверь, тебе хватит. Если будешь еще и на чужих распыляться, сгоришь на работе».
Марина немного подумала и вынужденно признала правоту своего незримого собеседника. Действительно, нельзя спасти весь мир. Кто-то все равно вырастет говнюком. Более того, говнюки нужны и важны — чтобы психически здоровые дети на их примере видели, как не надо делать. Тем более, что в этом мире не было русских классиков, на чьих произведениях можно растить достойных людей без всяких живых примеров.
Так что увы, но похоже, ей предстояло принять молодого Мэйгрина как есть. И хуже того — использовать в качестве общего врага для сплочения коллектива.
— Я правильно понимаю, господин Мэйгрин, что Ваш сын сегодня участвует в Алхимических Игрищах? — спросила Марина.
— Ну, разумеется, — слегка самодовольно ответил Мэйгрин. — Несколько поколений нашей семьи ежегодно принимали участие в этом мероприятии с самого его начала. И мой сын — не исключение.
— О! — с деланным уважением протянула Марина. Она не раз общалась с подобными родителями в родном мире, и ее внутренний переводчик тут же переиначил фразу так: