Морально безнравственные
Шрифт:
Почему я решил, что делить постель — хорошая идея? Это не первый раз, когда у меня такая реакция на нее, так что я, должно быть, просто жаждал «наказания». И синие яйца будут постоянным блюдом в меню.
Я закрываю глаза и считаю до десяти.
Аллегра поднимает лицо, проводя носом по моим ключицам, пока не доходит до шеи. Я смотрю на нее сверху вниз, и меня встречают ее широко раскрытые глаза.
Она отшатывается назад, словно ошпаренная, на ее лице выражение отвращения.
— Я попросила
— О чем ты говоришь?
Я хмурюсь. Что я сделал на этот раз? Это она приставала ко мне во сне. Мне едва удалось удержать свои руки при себе, и все равно, я виновен.
— От тебя воняет той шлюхой, которую ты только что оставил. У тебя даже не хватило порядочности принять душ, прежде чем забраться в постель ко мне, своей жене? — она повышает голос, ее маленькие ручки сжаты в кулачки.
— Она не шлюха, — отвечаю я, не собираясь упускать из виду оскорбление в адрес мамы Марго.
— Она точно так пахнет, — насмехается она, наклоняя голову набок и скрещивая руки на груди.
— Ах, маленькая тигрица, ревнуешь? Я думал, у меня есть твое благословение. — Теперь меня это забавляет, и я поворачиваюсь на бок, опираясь головой на локоть и наблюдая, как из нее выплескивается негодование.
— Да, до тех пор, пока я не буду видеть, чувствовать запах или знать. Очевидно, она так измотала тебя, что ты даже не смог найти в себе силы принять душ, — она бормочет себе под нос, все еще не встречаясь с моими глазами.
— Любопытно? Хочешь, я покажу тебе, что ты упускаешь? — я дразню ее, придвигаясь ближе и позволяя своей руке блуждать по ее телу, кончики моих пальцев играют по изгибу ее обнаженного бедра. Ее кожа немедленно реагирует, и от моего прикосновения по ней бегут мурашки.
Должен признать, что мне слишком сильно нравится злить ее, поэтому, когда я вижу, что она так реагирует, я не могу не подтолкнуть ее еще больше.
— Прекрати это, — слова вырываются задыхающимся шепотом, лишенным всякой убедительности.
Двигая руку дальше вверх, поверх ночной рубашки, которая на ней надета, я позволил ей ненадолго задержаться на стыке ее бедер, мой взгляд сосредоточен на выражении ее лица. Ее глаза расширяются, и я ожидаю, что в любой момент она оттолкнет мою руку.
Но она этого не делает.
Мы оба смотрим друг другу в глаза, и все словно исчезает. У нее перехватывает дыхание, и мой взгляд опускается ниже, к ее груди, которая поднимается и опускается как в замедленной съемке, ее соски давят на путы халата. Энергия между нами накаляется до невыносимой интенсивности.
Ее ночная рубашка уже задралась на бедрах, трусики находятся на расстоянии одного прикосновения. Я не знаю, что на меня нашло. Это должно было быть просто игрой,
Она издает придушенный звук, когда мои пальцы опускаются ниже, касаясь ее клитора. Ее глаза почти закрываются, а губы приоткрываются от удивления. Двигаясь ниже, я нажимаю на ее вход, материал ее трусиков уже влажный от ее возбуждения.
Она мокрая.
Я отодвигаю ткань в сторону, бархатистое ощущение ее соков встречает мои пальцы и покрывает их чертовым медом. Я дразню ее вход, а затем снова нахожу ее клитор и нежно ласкаю его.
— Я… — Аллегра осекается, закрыв глаза и выгнув спину.
Она стонет, и этот звук — чистая музыка для моих ушей, но также и напоминающая какофонию, что отрезвляет мысли, когда я понимаю, что иду по дороге невозврата. Поэтому я делаю единственное, что могу.
Я открываю рот и все порчу.
— Да, вот так, — начинаю я, приближая свое лицо к ее лицу, моя рука все еще между ее ног. — Я трахал ее пальцами, пока она не стала умолять меня о члене, и только тогда я вошел в ее тугую киску. — Ее глаза распахиваются, когда приходит ясность моих грубых слов, звенящих в ее ушах. А я продолжаю: — Я трахад ее до последней капли спермы, и она и все еще умоляла о большем. Скажи мне, маленькая тигрица, ты тоже будешь умолять меня трахнуть тебя? Если ты скажешь пожалуйста, я, возможно…. — она разжала руки и оттолкнула меня от себя. Ее губы кривятся в отвращении, и громкая пощечина обрушивается на мою щеку.
— Вон! Убирайся к черту и подальше от меня, ты, гребаный засранец! Может, эти шлюхи, которые, похоже, так любят твой член, дадут тебе место для ночлега! — кричит она на меня, толкая меня ногами, пока я не падаю с кровати.
Что ж… Миссия выполнена.
Я прикусываю язык, чтобы не проболтаться о других своих мыслях — о том, как огонь в ее глазах или то, как она готова бороться со мной до последнего, только делает мой член тверже, а потребность прижать ее к себе и показать ей, что именно мы оба упускаем, почти непреодолима.
Но я не могу.
Не тогда, когда я годами работал над тем, чтобы держать себя в руках, не позволять своим низменным инстинктам управлять собой. И поэтому, чтобы избежать дальнейшего искушения, я ухожу. Я собираю свои вещи и иду в свободную спальню напротив.
Закрыв за собой дверь, бросаю одежду в угол и позволяю себе упасть на кровать.
— Боже! — простонал я вслух от собственной глупости. Потому что я сам виноват в том, что зашел слишком далеко, в том, что слишком наслаждался игрой.