Морально противоречивый
Шрифт:
А потом остается только чернота.
?
— Сколько времени ты собираешься хандрить? — спрашивает Ваня, когда я оттаскиваю одно из тел в подсобку, чтобы Максим с ним разобрался.
— Я не хандрю, — бормочу я себе под нос.
— Хандришь. Только на этой неделе ты убил десять человек? Двадцать?
— Скорее пятьдесят, — бормочу я, и она поднимает бровь.
— Они все заслужили это, —
— Может быть, — она пожимает плечами, переходя на мою сторону, чтобы изучить результаты моего последнего эпизода. — Поскольку у тебя явно есть желание умереть. Ты прекрасно знаешь, что теперь ты — мишень для всех. Тем не менее, ты перестал носить с собой оружие. Если это не самоубийство, то я не знаю, что это.
— Что я могу сказать? Мои навыки превосходят любое оружие, — говорю я самодовольно, но она пихает меня локтем в бок, указывая на мою новую рану.
— Конечно, тогда что это?
— Я не помню. Наверное, кто-то ударил меня ножом во время последней драки. — Я пожимаю плечами, задирая рубашку, чтобы показать неприятный на вид порез под ребрами. Почти как щекотка, но я ее почти не чувствую.
— В один прекрасный день ты просто истечешь кровью, — качает она головой и тащит меня к аптечке.
— Разве это не будет милосердием? — тихо шепчу я.
Прошло три недели после инцидента на складе, и все это время я только и делал, что ходил за смертью, но безрезультатно. В конце концов, мой инстинкт самосохранения вспыхивает каждый раз, и даже если я хочу, я не могу опуститься.
— Тебе нужно позаботиться о себе, брат, — говорит Ваня, в ее глазах беспокойство. — Помни о своем обещании, — напоминает она мне, и я закрываю глаза, вздыхая.
В последние недели я только и делал, что забывал о своем обещании. Я так стремился сделать все возможное, чтобы вырваться из заточения собственного тела, что совершенно забыл о своем обещании отомстить.
— Ты права, Ваня, — признаю я. — Мне нужно вернуться в игру.
— Можно сказать, что тебе нужно выйти из игры. Перестань на секунду убивать людей и допроси их. Помнишь, что сказал Олег?
Ее вопрос заставляет меня задуматься, и я вспоминаю события дня, морщась от того, что в этих воспоминаниях есть она… Но Ваня права. Олег намекнул, что я расстроил некоторых важных людей.
— Ты думаешь, они как-то связаны с проектом «Гуманитас»?
— Может быть, — пожимает плечами Ваня, подталкивая меня к бинту, — но стоит разобраться.
— Ты права, — соглашаюсь я.
Взяв марлю, я начинаю вытирать кровь с раны, отмечая, что она не такая глубокая, как я думал раньше. Я очищаю и дезинфицирую ее, но, скорее всего, придется накладывать швы.
— Позвони Саше, — говорит мне Ваня, но я только качаю головой.
— Я сам, — отвечаю я, беря хирургическую иглу и нитку. Я провожу иглу через кожу, сшивая две стороны вместе. Может, мои швы и не такие чистые, как у Саши, но они работают.
Я закрываю глаза, делая глубокий вдох.
Я так старался не думать о ней все это время, но недостатком почти идеальной памяти является то, что я могу вспомнить в деталях все наши взаимодействия… как ее кожа ощущалась на моей, или как ее простое присутствие успокаивало меня.
Это не работает.
Я сильнее вонзаю иглу в свою кожу, желая причинить ей ту же боль, что и ей. Но все равно ничего. Максимум, что я чувствую, это легкую ласку.
— Влад? — Ваня зовет меня, и мне требуется мгновение, чтобы отреагировать. — Влад!
— Да, — бормочу я, поднимая голову, чтобы посмотреть на нее.
— Что с тобой не так? — спрашивает она, сузив на меня глаза.
— Я не понимаю, о чем ты, — говорю я, быстро заканчивая зашивать себя и возвращая все на свои места. Повернувшись спиной к Ване, я концентрирую свое внимание на куче тел в конце комнаты.
— Ты другой, — замечает она, — в тебе есть что-то другое.
— Ви, да ладно, — притворно усмехаюсь я, — я тот же маньяк-ублюдок, что и раньше, — шучу я, но она не отвечает. Она просто внимательно наблюдает за мной, и ее пристальный взгляд немного нервирует.
— Наверное, мне следует сжечь тела, — говорю я вслух, переводя разговор в удобное русло.
— Это она, не так ли? — проницательно замечает Ваня, переходя на мою сторону и заставляя меня отвечать.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Это она, — подтверждает она. Но тут в комнату входит Максим с тележкой. Он начинает складывать тела внутрь, а затем идет к печи, чтобы сжечь их.
— Ты от меня не избавишься, — Ваня идет за мной в комнату.
— Разве я этого не знаю? — бормочу я, ирония странно забавляет.
— Это она. Вот почему ты другой.
— Оставь это, Ви. Я не хочу об этом говорить, — мой голос устал, и пока я открываю ящик, чтобы достать успокоительное, все, о чем я могу думать, это забыть.
Втыкая иглу в вены, я слышу, как Ваня говорит что-то еще, отчитывает меня за мое поведение, но по мере того, как я медленно поддаюсь покою, передо мной начинает появляться ее лицо.
И я, наконец, снова чувствую легкость.
?
— Спасибо, Сет, — говорю я ему, когда он приносит мне последнюю партию фотографий Сиси.
Я попросил его присмотреть за ней, поскольку, как бы я ни хотел отстраниться, я просто не мог. Мне нужно знать, что она в безопасности, больше, чем мой следующий вздох. А фотографии, которые он делал для меня, были единственным, что помогало мне держаться.
Я никогда бы не подумал, что стану настолько одержим кем-то, особенно женщиной. Но Сиси — не просто кто-то.