Моран дивий. Стезя
Шрифт:
Возле крыльца нарисовались две смутные фигуры.
– Забирай его, Сэмэныч, - сказал Бадарин, - хошь режь, хошь с маком ешь. Скарауль тильки, шоб вин мою хату кологодом обходыв.
– Не пора ли тебе, княжич, убраться с моего двора, - сказал он мне, легко переходя с южнорусского языкового коктейля, на котором в Юрзовке балакали между собой, к обычному литературному.
– Ну что ж, - сказал я, поднимаясь, - выгонять меня из дома - хорошая, крепкая, проверенная временем Бадаринская традиция. Чрезвычайно рад, что вы и в этот раз от неё не отступили.
–
– Официально поступаешь в моё распоряжение. Магистр велел тебя отечески опекать.
* * *
Женщина шла через лес. По первоснежью. По хрупкому, пушистому, тонкому покрову, припорошившему за ночь пружинистый рыжий ковёр хвои. Засунув озябшие руки в рукава полушубка и небрежно закинув за спину незаряженную балестру, она словно забыла о том, чем может быть чревата подобная беспечность среди вековых сосен Морана.
Лес стонал и скрипел, тревожимый ледяным сиверцем. Завывая, он путался среди деревьев, сдувал лёгкий снежный пух с ветвей, забирался под пуховый платок и под полы дублёнки, выжимал из глаз слёзы. Всё вокруг было наполнено звуками противостояния ветра и леса, в которых воображению виделось совсем иное: чудилось дыхание за спиной, крадущиеся шорохи, треск веток под неосторожной стопой, плач ребёнка, вой зверя... В гуле леса слышался надрыв и тревога, жалоба и угроза.
Окшень? Женщина беспокойно оглянулась вокруг, достала, наконец, оружие из-за спины и зарядила его. Принюхалась, стараясь учуять острый мускусный запах, который обычно сопровождает скорое появление этих тварей в пределах видимости. Но воздух был прозрачен, свеж и абсолютно стерилен - ни одного живого существа вокруг. Какое совершенное, космическое одиночество...
Путница двинулась дальше, прислушиваясь к песне леса. Запинаясь о пеньки и коряги, отцепляя шипастые ветки бурелома от одежды, отводя атаки хлёстких сосновых лап - она с трудом пробиралась вперёд - упрямо и целеустремлённо. Она не желала видеть, что лес сопротивляется её движению. Она не желала слышать его жалобных уговоров. Она не собиралась поворачивать назад. Она уже разглядела ту, к которой так неудержимо стремилась.
За деревьями замаячила елань, увенчанная огромным, в три обхвата дубом, который, видимо, и послужил ориентиром при назначении встречи. На извивающихся змеях корней пристроилась мора в меховой куртке и меховых штанах, с балестрой наперевес, спокойно наблюдающая за приближением фигуры в коротком рыжем полушубке.
– Ты мне должна, - сказала она безо всяких предисловий.
– Пришло время платить по счетам. Готова?
– Готова ли я?
– горько усмехнулась должница.
– Разве для тебя это имеет значение?
– Согласна. Совершенно никакого значения. И всё же. То, что ты должна будешь сделать, требует некоторой подготовки.
Налетевший вдруг порыв ветра яро ударил по ним, заставив оступиться и отступить - ближе к крепкому телу дуба.
– Что ты хочешь от меня, мора?
– Скажи
– Ты сама знаешь...
– Скажи!
Женщина нервно заправила под платок выбившиеся волосы.
– То, что ты дала мне - бесценно...
– Заслуживает ли мой дар равнозначной награды?
– Заслуживает, - почти прошептала собеседница моры, понурив голову.
– Ты готова была на всё, заключая со мной договор?
– Да, - прошелестело в ответ, растворяясь в гуле леса.
Мора удовлетворённо хмыкнула и засунула руки в карманы.
– Ты должна открыть ещё одни ворота в Моран.
От нового порыва взбесившихся атмосферных потоков затрещала стоящая неподалёку сосна. Калеча своих соседок, взметнув облако снежной пыли, она рухнула поперёк поляны, мазнув макушкой по корявым ветвям дуба.
– Мора, пожалуйста!..
– простонала несчастная, но её слова утонули в вое ветра и треске ломающихся повсюду веток. Ударивший шквал прижал её к заиндевевшей, каменной коре старого дерева.
– Зачем тебе это?
– прокричала она.
– Тебя это не должно касаться!
– мора была безжалостна.
– Для него? Я знаю, ты делаешь это для него! Что он задумал на этот раз?
Ветер перестал налетать порывами, переходя в ураганное, неукротимое бешенство. Женщины вцепились во вздыбленные корни, зажмурившись от летящего на них лесного сора, от взброшенных в воздух листьев, земли, снега, хвои...
– Опомнись, мора! Ты собираешься предать Моран и меня толкаешь на это! Оглянись вокруг! Или ты не видишь, что он по этому поводу думает? Мы не уйдём из леса живыми!
Мора расхохоталась. Она раскинула руки и оперлась спиной на тугую стену ветра.
– Успокойся! Он всего лишь пугает! Попсихует и успокоится. Моран не убивает своих детей, ты же знаешь. Ведь так?
– закричала она, запрокинув лицо к небу.
– Ты ведь пожалеешь свою безумную дочь?
Ладонь ветра, подпирающая её под спину, приподняла мору над землёй, в сень корявых веток дуба, и со всего размаху швырнула об землю. Взметнувшийся смерч из палых чёрных листьев подхватил непутёвое дитя Морана, легко уронив на перепаханную бурей землю.
Ветер медленно стихал, откатывал, поднимался всё выше, в кроны сосен. Его грохот смолк, перейдя в шум деревьев. Его буйство улеглось, сменившись сумрачной тоской низких тяжёлых туч. Небо заплакало ледяной мыгычкой, лакирующей все вокруг ломким стеклом.
– Иди, - сказала мора, поднимаясь. Она была бледна. Растрёпанные волосы кружились вокруг головы, постепенно намокая, обвисая и покрываясь изморозью.
– Будь готова. Я приду за тобой на новую луну и укажу место.
Её жертва дрожащими руками машинально перевязывала сбившийся платок. Глаза женщины были пусты.
– Я должна буду заплатить Морану за открытие ворот частью своей жизни...
– Да, - равнодушно кивнула мора, присаживаясь на ветви поваленной сосны.
– Что это должно быть?