Морана

Кулаков Алексей Иванович

— Газеты, что ли, почитать?..

Меж тем, осознав, что сон ему не светит, организм решил зайти с другой стороны и тихо забурчал животом, предлагая уже что-нибудь в него закинуть. А то ведь, если день не спать, и всю ночь не есть — откуда силы-то возьмутся?!? Заворчав в ответ, Галина Ивановна припомнила, что вроде бы видела по пути булочную: выудила из чемодана нарядное празднично-выходное платье (единственное, оставшееся чистым), и как раз была в процессе его одевания, когда в дверном замке коротко проскрежетал ключ, и в комнату буквально ворвалась Александра.

— День добрый! О, вы уже знаете?

— Здравствуй, Саша. И о чем же я должна, по-твоему… Ой, фу!!!

Оценив мощный аромат сгоревшего пороха с «нотками»

масляной гари и еще чего-то трудноразличимого-«технического», а затем разглядев вблизи испачканный грязью шевиотовый костюмчик девушки, директриса страдальчески нахмурилась и скомандовала:

— Фу-фу-фу! Так, грязнуля, быстро в душ!..

Блондиночка и без того уже подхватила в руки полотенце с «гигиеническим» несессером[1]и стопку чистых вещей — но скрыться за дверью от ценных указаний все равно не успела:

— И одежду свою замочи. С мылом!!!

Пока воспитанница плескалась под струями душа, Липницкая кое-как усмирила разбурчавшийся желудок и с радостью отвлеклась на пухлый конверт из толстой коричневой бумаги, лежащий на прикроватной тумбочке Александры. А так как он был не заклеен, она, конечно же, не удержалась и полюбопытствовала его содержимым. Обнаружив внутри полдюжины новых авторских свидетельств на какие-то железки, и что гораздо интереснее — три десятка фотокарточек, на которых Сашенька была запечатлена в разные моменты жизни. На одних изображениях она стреляла из винтовок и пистолетов, на других — солнечно смеялась, заражая хорошим настроением окружающих ее взрослых мужчин. Удачливый фотограф смог поймать момент, где она забавно хмурилась, нависнув с напильником в руках над какой-то блестящей деталькой; и еще один, где юная сиротка просто-таки ослепительно улыбалась, положив ладони на тонкий ствол какой-то карликовой пушки… Ровная надпись синими чернилами на обороте смогла пояснить далекой от любой военщины Галине, что эта штука вовсе и не пушка — а совсем даже «Крупнокалиберный пулемет Владимирова». Хотя следующая карточка, где хорошенькая блондиночка стояла на фоне знатно отперфорированной этим «КПВ» стальной плиты, заставляла сомневаться в том, что эта штуковина была всего лишь обычным пулеметом. Отметилась юная изобретательница и на фоне «ДШК»: очень эффектные кадры получились, ведь на них она садила в небо ярко-малиновыми, желтыми и зелеными трассерами… Сразу пять групповых фото подряд с мужчинами, в одном из которых директриса с некоторым трудом опознала весьма довольного жизнью товарища Дегтярева, держащего в руке шампур с сочными кусками жереного мяса; еще одна, где Александра сосредоточенно целилась куда-то из автомата с большим дисковым магазином. И наконец, четыре последние фотокарточки, где неугомонная сиротка сначала деловито вытачивает что-то на токарном станке, а затем это что-то умело фрезерует.

— Еще и это умеет? Вот ведь тихушница!

Несмотря на словесное возмущение, внутри Галина Ивановна была более чем довольна: успех воспитанницы, это ведь, отчасти, и ее успех. Вовремя разглядела, поддержала, создала необходимые условия для того, чтобы талант мог раскрыться и окрепнуть… Гм, таланты. Впрочем, в четвертом минском детдоме хватало и других одаренных девочек: сразу семеро довольно прилично рисовали и пели, дюжины полторы была готовыми швеями, у четырех старшеклассниц была нешуточная склонность к точным наукам… Да и те же подружки Сашеньки — ведь сто процентов пролезут вольнослушательницами на первый курс Медицинского техникума! И если по-прежнему будут так же усердны в учебе, то еще до официального совершеннолетия получат «взрослый» диплом и уверенность в завтрашнем дне.

— Уф-ф… Все, через пять минут буду готова!

Обратно в номер недавняя «хрюшка» вернулась, заканчивая расчесывать влажную гриву молочно-белых волос: плюхнувшись на свою кровать, подтянула разложенное на подушке сатиновое платье и продолжила прерванный водными процедурами разговор:

—

Так вам уже передали приглашение на сегодняшнее мероприятие в заводской столовой?

Тряхнув головой (опять сбила с мыслей, интриганка малолетняя!), Липницкая ворчливо уточнила:

— Какое мероприятие?

— Товарищам Дегтяреву, Шпагину и Владимирову три дня назад в Кремле вручили Сталинские премии и ордена Трудового Красного знамени — вот они и делятся радостью с коллегами. И сам завод вроде как отмечает одно непонятное достижение.

— В каком смысле непонятное?..

Заговорщицки оглянувшись (заинтригованная Галина Ивановна тут же насторожилась), девица пересела поближе и тихо разгласила Важную государственную тайну:

— Он досрочно выполнил государственный производственный план, сдав военной приемке пятитысячный экземпляр «ДШК»! В связи с чем, директору и главному технологу — премии с благодарностями, наиболее отличившимся работникам ценные подарки, а заводу двухкратное увеличение плана.

— Н-да, и в самом деле, с одной стороны хорошо, а вот с другой, как бы и не очень… Гхм. Но мы-то здесь каким боком?

— Так нас все три именинника разом пригласили! А вас вообще сказали прямо-таки обязательно доставить: будут с вами серьезно разговаривать.

Женщина тут же насторожилась:

— Это о чем же?

— Сначала хотят поблагодарить за французские духи для своих жен. Потом уговорить, чтобы меня в следующем году из Минска к ним в Ковров перевести. У них тут техническое училище есть, для оружейников; ну и вообще, чтобы поближе была.

— Подожди, но ты же в нашем Медтехе уже лекции слушаешь?.. И в Политехническом институте с сентября… За тебя же сам товарищ Пономаренко похлопотал!

— Я им так и сказала, что уже учусь: но Василий Алексеевич утверждает, что на Электротехническом факультете я только зря время теряю. Его вот-вот директором Ковровского оружейного завода назначат, так что Дегтярев обещает мне просто райские условия: на время обучения в техучилище — отдельную комнату для проживания и персональный кульман вместе с ученической ставкой в конструкторском бюро.

Наконец-то разглядев смеющийся взгляд воспитанницы, Липницкая длинно выдохнула, выпуская из груди набранный для возмущенной фразы воздух, и обманчиво-ласковым тоном констатировала:

— Я ведь тебе почти поверила!..

Выудив из прикроватной тумбочки пару белых цилиндриков и большую черную бабочку из нефрита, Саша искренне удивилась:

— А почему вы думаете, что я солгала?

Поглядев на юную блонду, сноровисто превращающую начавшую пушиться гриву в красивую прическу, Галина Ивановна задумалась: а ведь действительно, за то время, что она знала девочку — та или отмалчивалась, или говорила только правду. Впрочем, порой от этого было только хуже: ведь неполная правда обманывает куда лучше самой злостной лжи. С другой стороны, конкретно к ней Сашенька относилась хорошо… Собственно, из всего персонала детского дома она выделяла только ее и свою воспитательницу, так что выходило так, что директриса все же услышала чистую правду. Которая ей сразу не понравилась: отличницы в учебе и на курсах ОСОАВИАХИМ, лично знакомые в первым секретарем ВКП (б) Белоруссии, золотые медалистки и мастера спорта в свои неполные четырнадцать лет по итогам всесоюзного Чемпионата — нет уж, такие умницы нужны ей самой!!!

— Никаких переводов до твоего совершеннолетия! Спокойно отучишься, получишь диплом о высшем образовании — а потом можешь хоть танки конструировать.

Защелкнув малые клипсы-цилиндрики из белого нефрита на тонких прядках, и перекинув их назад, девица в несколько движений увязала ими основную гриву возле шеи и активно закивала:

— Вот-вот, вы так все Василию Алексеевичу и скажите. А то мне самой ему отказывать неудобно.

— Н-да? Кстати, а в честь чего его назначат директором? Хотя да, лауреат Сталинской премии… Гм. А куда уйдет нынешний?