Морана

Кулаков Алексей Иванович

— Хорошо взялись. Мне рассказывали, в тридцать шестом и тридцать седьмом с десяток лагерей вообще расстреляли полным составом.

— Тогда просто освобождали место для осужденных в ежовских «чистках» Пока был мир, блатных терпели, и даже использовали, чтобы давить на «политических».

Собрав все вырезки и заготовки, Саша разложила их на «своей» полочке, смахнула в мусорное ведро обрезки, и пошла мыть руки.

— Уголовники ничего не производят, вред от них перевешивает любую возможную пользу: и даже в лагерях и тюрьмах надо кормить, одевать, охранять, лечить. Дело идет к большой и тяжелой войне с Германией, и тратить необходимые

для победы ресурсы на обеспечение почти миллиона профессиональных паразитов…

Ефим Акимович внимательно слушал — и вот этот ответ очень даже хорошо укладывался вдоль его извилин. Меж тем, девушка покопалась в одном из шкафов и вернулась с тройкой пузырьков, из которых начала подливать что-то тягучее и приятно пахнущее в стоящий на спиртовке котелок. Принюхавшись, мужчина чуточку опасливо уточнил:

— Лекарство?

— Крем для кожи.

— Пф-ф… Ну, тоже дело.

Выпив за покойного наставника-«медвежатника» его поминальный стакан и зажевав корочкой начавшего черстветь хлеба, законопослушный ныне мастер-обувщик вздохнул:

— Н-да, неприятные перспективы ты нарисовала, Александра. Воры так просто в «мужики» не пойдут, большая буза будет.

— Потому и конвойные войска калмыками с монголами усилили. А для особо идейных и упертых «законников» уже два года работает Будёновский особлаг в Казахстане, где для Академии Наук СССР[7]добывают руду одного редкого металла. Очень ядовитую: месяца за четыре такой работы без защитных средств человек просто начинает гнить заживо. Еще в Норильске начали большое строительство, на реке Вилюй, рядом с рекой Зеей… Это почти же самое, что и Ледяной ад, только из Дальстроя бежать почти невозможно, а в новых местах… Ну, кому-то из бегунков наверняка повезет.

Вылив в свою бурду третий пузырек целиком и хорошенько все перемешав, беловолосая травница погасила спиртовку и накрыла варево крышкой. Но отдыхать от трудов праведных не стала, вместо этого с обидной легкостью подхватив один из почтовых ящиков и бухнув его на верстак.

Скр-р-крак!

Вытягивая сапожными клещами один гвоздь за другим, Саша мимоходом осведомилась:

— Когда в Горький собираешься?

— На следующей неделе. Денег подсоберу, гостинцев…

— И как ты объяснишь свое появление? Покажешь нквдэшную справку со штампом «Для служебного пользования»?..

Вновь поскребя щетину на лице, Ефим деловито поинтересовался:

— Что предлагаешь?

— В документах указан адрес детского дома, где их вырастили. Пошли письмо или телеграмму, объясни свой интерес — а когда придет ответ, уже с полным на то основанием поедешь в Горький. Кстати, и полушубок захвати, а то место занимает — подаришь какой из племянниц.

Поглядев на вторую самостоятельную работу ученицы (первую она два раза подряд запорола и в итоге разобрала), наставник удивился:

— Разве не для себя шила?

Кра-ак!

Сдернув крышку, девушка заглянула внутрь и недовольно сдула упавшую на глаза прядку:

— Мне такое носить нельзя. И так в спину шипят…

Понимающе хмыкнув, сапожник с интересом осмотрел появившиеся из посылки три бутылки какого-то иностранного пойла. Судя по мелькнувшему на нежном девичьем лице удивлению, это была сюрпризом и для нее: далее на верстак одна за другой легли семь пачек червонцев-«десяток», рядом с которыми на дерево внезапно встала круглая малахитовая шкатулочка с мятными леденцами внутри. Затем свет увидела новенькая,

но уже основательно исписанная тетрадь на сорок восемь листов; брякнувший какими-то камешками кисет из-под махорки, записная книжка с потертой обложкой. Еще три пачки купюр, на сей раз пятирублевок, потемневшее от времени столовое серебро и комки газет, которыми перекладывали все это «богатство». Четыре большие цветастые упаковки французских презервативов, коробка мужского одеколона, золотые часы-луковица на цепочке… Неподдельно заинтересовавшись всей этой непонятной выставкой, Ефим Акимович понемногу приблизился и первым же делом осмотрел заграничную водку. Или коньяк?

— Это что за пойло?

— М-м? «Баллантайн», считается одной из лучших марок шотландского виски.

— Кхм. А ты его?..

— Бери.

Утащив стеклянную фляжку к столу, он скрутил пробку и налил четверть граненого стакана. Пригубил, оценил и одобрительно выдохнул:

— Хух! Ничего так, пить можно.

Просматривая тетрадку и бегло читая избранные места, блондиночка равнодушно предложила:

— Забирай себе две бутылки, только потом не забудь разбить пустую тару.

— Благодарствуем. А ты что, никак тоже решила пригубить?

— Сделаю пару настоек…

Так же бегло проглядев записную книжку, Александра переправила ее и смятые газетные листки в ненасытную утробу печки-булерьянки. Следующие два ящичка содержали в себе какие-то книжки, причем не меньше трети были на немецком языке — впрочем, многоопытному «медвежатнику» не составило труда опознать во всех этой макулатуре какие-то учебники. Оставшийся последним, ящик со следами пинков удивил мужчину коробочками женских духов, грязноватой серебряной пепельницей в виде лопушка, и шелковыми женскими же тряпками — а еще едва слышным, но явно недовольным бурчанием лиловоглазой волховки. Или травницы. Или… Честно говоря, Ефим Акимович и сам путался в том, кем же он считает странную беловолосую девицу.

— Тц! Вот что мусор в голове этого Даниэляна? Деньги и учебники само собой — но зачем все эти часы, одеколон, презервативы и духи?.. Мозги у него перемкнуло, что ли?

— А ты что, заказывала что-то другое?

Явственно ругнувшись на каком-то певучем языке, девушка отделила в сторону все книги, бутылку виски и пепельницу-«лопушок», тетрадку с исповедью порученца и воняющий ядреным самосадом кисет, в котором оказались различные камешки. В смысле, поделочные: с десяток новеньких магазинных бус из темного и светлого янтаря, парочка крупных кусков чего-то черного, и россыпь разноцветного «гравия», в котором попадалось что-то совсем уж непонятное, вроде застывшей «карамели» темно-багрового цвета. Подумав, присоединила к выбранному одну пачку пятирублевок и пару коробочек парфюма: одну слегендарной «шинелью номер пять», а вторую от «Герлен», с не менее известными духами «Шалимар».

— Прибери остальное, Ефим Акимович. Вот тебе и гостинчики для родичей образовались…

[1]Несессер — специальный контейнер (сумка, барсетка, кошелёк, шкатулка, футляр и пр.) для мелких предметов. Используется для хранения принадлежностей гигиены, косметики, маникюра, шитья, рукоделия и т.п.

[2] Нижний Новгород.

[3]Статья 58 Уголовного кодекса РСФСР 1922 года и часть ее пунктов в редакции 1926 года и более поздних — устанавливали ответственность за контрреволюционную деятельность. В обиходе именовались «58-я статья»