Море и плен
Шрифт:
Перенося страшные страдания в окружении, воины дрались нс за коммунизм, а за обязанность по отношению своего народа, которая для русского солдата была выше всяких наград от Советского правительства.
Эти настроении помогли советскому солдату разобраться в лживости Кремля и ясно показали, как жестоко и лицемерно отнеслись политические вассалы сталинских дней к дравшимся на смерть русским.
Поэтому нс случайно, как только в Крыму советский кнут над местным населением порвался, а пропагандные и карательные органы НКВД эвакуировались, то сразу враждебность жителей и особенно крестьянства к советской
Все прежние, мало замечаемые выбоины, мгновенно превратились в глубокие овраги, а так именуемые — довоенные шероховатости в примирении нацменьшинств — в пропасти для социализации Крымского полустрова.
Уцелевшие солдаты-нацмены сразу же, целыми батальонами стали переходить на сторону врага.
%
Вонны-татары высказывали открыто свои антисоветские взгляды на угнетение Москвой, хотя и питали дружеские чувства к русским.
Советская законность гасла на Крымской земле и нам русским было понятно, почему татары возненавидели коммунистов и почему они стали непримиримыми к врагам комиссарам, которые и сами неуверенно защищали коммунистическое равенство.
Кто участвовал в обороне Севастополя, тот воочию убедился в лживости этого пресловутого равенства.
Красное командование всегда, не только иедоверяло, но и делило солдат нацменов пропорционально по ротам, батальонам и полкам, где командир и комиссар обязательно назначались из других национальностей и контролировался уполномоченным Особого Отдела НКВД.
Эта, так называемая „военная целесообразность” озлобляла национальное меньшинство красноармейцев и кончалась групповым дезертирством в стаи врага и, которые тут же острие огня поворачивали против своих же коммунистов-нацмеиов, независимо кто они были: татары, калмыки или армяне.
• •
Угасавший костер заставил прервать мои размышления. Предрассветный холодок извещал уснувших солдат о приближающемся утре. Где то недалеко застрекотали кузнечики в траве.
Эта тишина ночи позволила хотя немного отдохнуть многолюдному муравейнику, в котором к 4 часам уже все зашевелилось.
Воины выползали из своих логовищ и сонными становились в боевые расчеты своих подразделений.
Никто даже не представлял себе, как может развиться предполагаемый прорыв, при том в такое время, когда нельзя было врага застать врасполох.
На рассвете посты наблюдения подали сигналы „воздух** и над приросшими к земле телами, ураганом пронеслись стаи вражеских „Вульфов”.
Кто-то не выдержал близости воздушных хищников и дал несколько очередей из ручного пулемета, но гитлеровцы видимо имели другую цель в своем штурмовом полете. Они не ответили огнем по нашему скопищу.
Противоздушный рожок дал отбой и чей то охрипший голос эхом пронесся над нами:
„Товарищи! Нас предало верховное командование! Сталин нас не собирается выручать... Не верьте комиссарам, они врут, что в верховной ставке не знают о нашем положении. Стреляйте политических врунов как и немцев. Они враги наши!.. Враг уже на Северном Кавказе. Мы сами должны выбрать или смерть или прорваться
Последних слов за усилившимся шумом разобрать было нельзя.
Кто-то опять повторил стрельбу, словно стремясь своими выстрелами утихомирить нараставший гнев в солдатской среде.
Возмущение нс утихало, а наростало. Одни начали поддерживать говорившего командира и выкрикивать против комиссаров брань, другие заступались за политруков и доказывали их невиновность.
Страсти настолько разгорелись, что казалось, вот-вот «ад политическими работниками начнется самосуд и его ни чем нельзя будет остановить. Но с появлением вновь выбранного командующего Волкова, взрыв мести солдатской массы был без труда его приближенными погашен.
Обновленный штаб старшего командования, возглавляемого беспартийным Волковым, сформировался без партийного глаза и вся полнота военного руководства перешла в руки одного командующего.
Новый командующий человек был решительный и обращаясь к войскам, он предложил солдатам выбирать две крайности: или продолжать борьбу или же немедленно сдаться врагу, давая при этом понять каждому, что он лично стоит за первое — воевать до конца.
Так за спиной врага начали укомплектовываться на-ходу отряды, подразделения и целые' части, без комиссаров и их подручных особистов из НКВД.
Шли тяжелые часы дней, их сменяли ночи, но и i обновленное командование не могло еще вывести из кот- I ла окружения уставшее Крымское соединение.
Штаб Волкова хотя и разработал план прорыва, но осуществить его еще не решался. И только на шестые сутки он разрешил двинуться в боевом порядке вверенные ему части на Юг.
Волков использовал для передвижения своей армии не дороги, а узкие извилистые горные тропинки, когда то натоптанные стадами овец горного татарского селения.
Немцы хорошо еще не знали местность Юга и выпустили из своего поля зрения редко заселенные При* айтпетровские районы, особенно кряжи самих Айпетр и тем самым дали возможность русским беспрепятственно перевести дважды свои войска через ущелья и спуститься к берегам Черного моря.
Путь через горы был не легок и двигающаяся лавина военных страшно уставала от скученности и бездорожья.
Но все лишения окупились тем, что отход был выигран у врага и части Волкова находились вне обстрела с воздухз.
Маневренность была добыта не оружием, а умной стратегией. Айтпетровские горы укрыли колонну и они были защищены от воздушных сил.
Эти тропы не забываются мною и теперь. Перед моими глазами — утро того дня, когда мой отряд преодолев горные препятствия благополучно спустился вниз и наткнулся на пункт советского полевого лазарета, брошенного 51-й пехотной дивизией еще осенью 1941 года.
На изувеченной местности было видно, что здесь, до войны красовались плантации виноградников и фруктовых садов, уничтоженных отступавшеми советскими войсками.