Море и плен
Шрифт:
Матросы молча слушали эти „патриотические беседы” и „мудрые обещания”, зная каждый старую русскую поговорку: „молчи на суде, коль нет защиты на столе”.
Портовое НКВД все же принялось за свою работу и добилось у комиссара Коровина разрешения арестовать пять человек из экипажа, как зачинщиков самовольных отлучек и дезертирств.
*
Нс забывается месяц июнь 1940 года, когда в одну из очередных дневных проверок, командир корабля огласил по самой настоящей тревоге секретный приказ. Приказ взбудоражил весь экипаж. Сразу был забыт и берег, и находившиеся в Новороссийской
Приказ-шифровка гласил:
„Повторные тренировочные учебные маневры флота начинаются в полночь. В них учавствуют:
а) П В О — иротивоздушная оборона.
б) Морская эскадра — *’Н".
в) Береговые артиллерийские укреплння и часть
наземных полков. Количество условное...
Верно: Начальник штаба флота (М. П.)
Что-же касается „Безыммянного”, то капитан об этом не был уполномочен объявить своим матросам и он сослался на секретный параграф дополнительного указания, что делать эсминцу в дальнейшем.
Покидая берега Северного Кавказа, эсминец, как и прежде име; на своем борту полностью укомплектованный лнчний состав, а взамен списанных, пополнился новоприбывшими моряками из Северного флота.
Поздним вечером „Безымянный'' снялся с якоря. Дни стояли ветреные. Морс бурлило, словно желая с первых узлов обрушиться своими пенистыми валами на корабль.
Десять суток пробыл корабль в море. Десять суток матросы подвергались муштровкам и тренировке. Выполняя, так иазываемый ’’учебный боевой приказ”. Эскадра потеряла семь человек, участников тренировочной атаки врага.
Это было уже начало безвинных жертв на море, так как один из скороходных кораблей ’’Охотник”, наскочил на свою же мину, почему-то оказавшейся в месте учебы. Как после выяснилось, погранично-заградительный тральщико-минный дивизион, в спешке соревнования выбросил ооевую ману. Помимо семи жертв, корабль был пов-рзжден в корпусе и дал течь в машинном отделении, но он все-же шел своим ходом и не требовал технической вспомогательной помощи, а если бы и запросил, то таковая советским командованием не всегда давалась.
Особым Отделом НКВД этот случай был зафиксирован как диверсионный акт врагов Советского государства. Особоуполномоченные рьянно принялись за дело и, простую оплошность раздули в „морскую диверсию”. Как только произошел на „Охотнике” взрыв, тот-час же на корабле появились сержанты, лейтенанты и капитаны Государственной безопасности, которые начали сортировать по категориям всех участвующих в маневрах и искать среди них диверсантов.3)
Днем и ночью, в секретных кубриках политработников заседали чекисты пересеивая всех моряков: они исписали стопы бумаги на допросы и распросы об автобиографических донных черноморцев о родственных связях в районах Западных границ с Польшей. Следствие задержало эскадру в море на одинздцатую ночь и хотя, ничего существенного чекисты не обнаружили, они нс успокаивались и всеми силами старались найти „диверсанта” или сообщника зловещей мины. Особый, без имени, катер следственной комиссии, метался от корабля до корабля. Агевты секретной службы,
На борту „Безымянного" матросы ухмыляясь, перешептывались между собой, но вахту несли дружно, они боялись и за судьбу списанных и за самих себя.
С наступлением вечера, флагманское судно подало сирену о приближающемся шторме и сигнальщики дали тревогу по-отрядно.
„Охотник” имевший повреждения начал отставать. Взволновавшееся море нагоняло вал за валом волны на его борта. Шторм разыгрался со всей силой. Средние суда, особенно вспомогательные, не могли уже противиться морскому бурану. Эсминец в конце концов должен был взять на буксир раненое судно, которому смерч угрожал больше, чем остальным единицам. Маневренный командир головной группы кораблей, в последнюю минуту беря на себя ответственность, принял решение и дал приказ эсминцу отстать от уходящей все дальше и дальше эскадры и подавать помощь терпевшему бедствие „Охотнику”.
Разыгравшийся с молниеносной быстротой шторм, так-же быстро прекратился как и взбесился. Море успокаивалось и корабли, пользуясь затишьем, начали подавать друг-другу позывные сигналы о месте нахождения.
„Безымянный", потративший немало сил в помощи пострадавшему кораблю, медленно пересекал водную пустыню. С палубы его стала ясно видна покосившаяся мачта „Охотника", но она и после шторма так-же как и прежде, своим развевающимся на ветру флагом напоминала, что корабль еще находится в строю эскадры.
Потеряв, как и сопровождающий его буксир, большую часть своей технической мощи, „Охотник" с трудом преодолевал морские узлы, следуя за кормой „Безымянного".
Неожиданно, Северный ветер подул с новой силой и корабли вторично настигла буря, бросая их в мертвые ямы морской пучины. Громадные -валы громоздились друг на друга; ветровые порывы кренили суда справа на лево, небо заволокло темной свинцевой тучей, заблистала молния и хлынул дождь, дождь Юга России.
Казалось, что сама стихия, обрушившись «а корабли, решила отомстить судну за гибель семи моряков.5)
Наступила шестнадцатая ночь в море. Экипаж „Безымянного" из сил выбился в борьбе со штормом и по защите от полной гибели „Охотника".
И только к рассвету оба корабля благополучно прибыли в Северную бухту Севастополя. Там их уже поджидал сводный военком орской оркестр и отряд катеров со штабными и партийными работниками крепости.
Матросы освободившиеся от вахт, высыпали на мостик палубы, дожидаясь когда спустят трап на сходни. Каждый теперь знал, что это не Новороссийск и на берегу побывают все, независимо от нагрудных значков отличия.
С любовью смотрели сигнальщики кораблей на родные берега и все, что было на семикилометровом пространстве большого залива, к тому же живописного.
Пострадавшее судно, корабль-буксир отвел в ремонтные доки корабельной стороны, а его экипажу вместе с мзтросамн „Безымянного” разрешили разделить устроенные в честь маневров торжества.