Моя основная область – английская поэзия (а также ирландская и американская); но были у меня вылазки и за пределы англоязычных стран, во французский и испанский огород, и не только. Всё связано со всем. Без Пьера Ронсара и других поэтов Плеяды трудно понять сонетный бум в ренессансной Англии, начавшийся с «Астрофила и Стеллы» Филипа Сидни; эта та самая малина, которая «проросла в наш сад». И конечно, без Верлена и «пр'oклятых поэтов» не было бы Эрнста Даусона и его друзей-декадентов.
Особое место в этой книге занимает средневековая ирландская поэзия, которую также называют монастырской лирикой, потому что авторы по большей части были монахи. Это самая ранняя рифмованная поэзия в Европе (не считая арабской андалузской) и во многих отношениях уникальная. Уже в VIII–IX веках ирландские поэты разработали весьма изощренную систему стихосложения – силлабическую в своей основе и сложно зарифмованную. Не зная древнеирландского языка, я переводил по подстрочникам, но при этом смотрел в оригинал и старался сколько можно сохранить звучание и формальную структуру стихов.
В заключение хочу процитировать сонет Джона Китса. Предварю его только одним примечанием: в самом начале у Китса, по-видимому, аллюзия на слова Филипа Сидни из его знаменитого трактата «Защита поэзии»: «Природа – бронзовый истукан, лишь поэты покрывают его позолотой».
Как много славных бардов золотят Чертоги времени! Мне их творенья И пищей были для воображенья,И вечным, чистым кладезем отрад;И часто этих важных теней ряд Проходит предо мной в час вдохновенья, Но в мысли ни разброда, ни смятеньяОни не вносят – только мир и лад.Так звуки вечера в себя вбирают И пенье птиц, и плеск, и шум лесной, И благовеста гул над головой,И
чей-то оклик, что вдали витает… И это все не дикий разнобой,А стройную гармонию рождает.
Из древнеирландской поэзии
Песнь Амергина
Я сохач – семи суковЯ родник – среди равнинЯ гроза – над глубинойЯ слеза – ночной травыЯ стервятник – на скалеЯ репейник – на лугуЯ колдун – кто как не яСоздал солнце и луну?Я копье – что ищет кровьЯ прибой – чей страшен ревЯ кабан – великих битвЯ заря – багровых тучЯ глагол – правдивых устЯ лосось – бурливых волнЯ дитя – кто как не яСмотрит из-под мертвых глыб?Я родитель – всех скорбейПоглотитель – всех надеждПохититель – всех быковПобедитель – всех сердец
Монах и его кот
С белым Пангуром моимвместе в келье мы сидим;не докучно нам вдвоем:всякий в ремесле своем.Я прилежен к чтению,книжному учению;Пангур иначе учен,он мышами увлечен.Слаще в мире нет утех:без печали, без помехупражняться не спешав том, к чему лежит душа.Всяк из нас в одном горазд:зорок он – и я глазаст;мудрено и мышь споймать,мудрено и мысль понять.Видит он, сощуря глаз,под стеной мышиный лаз;глаз мой видит в глубь строки:бездны знаний глубоки.Весел он, когда в прыжкемышь настигнет в уголке;весел я, как в сеть своюсуть премудру уловлю.Можно днями напролетжить без распрей и забот,коли есть полезноеремесло любезное.Кот привык – и я привыквраждовать с врагами книг;всяк из нас своим путем:он – охотой, я – письмом.
Рука писать устала
Рука писать усталаписалом острым, новым;что клюв его впивает,то извергает словом.Премудрости прибудет,когда честно и чистона лист чернила лягутиз ягод остролиста.Шлю в море книг безбрежноприлежное писалостяжать ума и блага;рука писать устала.
Король и отшельник
Гуаири:Отшельник Морбан, молви: зачем бежишь из келий?зачем ты спишь в лесу один среди осин и елей?Морбан:Моя обитель в чаще, несведущим незрима;ее ограда с двух сторон — орешня и рябина.Столбы дверные – вереск, а жимолость – завеса;там по соседству дикий вепрь гуляет среди леса.Мала моя лачужка, но есть в ней всё, что надо;и с крыши песенка дрозда ушам всегда отрада.Там дни текут блаженно в смиренье и покое;пойдешь ли жить в жилье мое? Житье мое такое:Тис нетленный —мой моленный дом лесной;дуб ветвистый,многолистый — сторож мой.Яблок добрых,алых, облых — в куще рай;мних безгрешен,рву с орешин урожай.Из криницыток струится (свеж, студен!);вишней дикой,земляникой красен склон.Велий заяцвылезает из куста;скачут ланипо поляне — лепота!Бродят козыбез опаски близ ручья;барсучатыполосаты мне друзья.А какиевсюду снеди — сядь, пируй! —сколько сочныхгроздий, зелий, светлых струй!Мед пчелиныйиз дуплины (Божья вещь!);грибы в борах,а в озерах язь и лещ.Все угодьямногоплодье мне сулят,терн да клюква(рдяна, крупна!) манят взгляд.Коноплянкатонко свищет меж ветвей;дятел долбит —абы токмо пошумней.Пчел жужжанье,кукованье, гомон, гам:до Самайнане утихнуть певунам.Славки свищут,пары ищут допоздна;ноша жизнив эту пору не грузна.Ветер веет,листья плещут, шелестят;струйным звономвторит в тон им водопад!
Буря
Над долиной Лера – гром;море выгнулось бугром;это буря в бреги бьет,лютым голосом ревет,потрясая копием!От Восхода ветер пал,волны смял и растрепал;мчит он, буйный, на Закат,где валы во тьме кипят,где огней дневных привал.От Полунощи второйпал на море ветер злой;с гиком гонит он валывдаль, где кличут журавлинад полуденной волной.От Заката ветер пал,прямо в уши
грянул шквал;мчит он, шумный, на Восход,где из бездны вод растетДрево солнца, светоч ал.От Полудня ветер пал;остров Скит в волнах пропал;пена белая летитдо вершины Калад-Нит,в плащ одев уступы скал.Волны клубом, смерч столбом;дивен наш плывущий дом;дивно страшен океан:рвет кормило, дик и рьян,кружит в омуте своем.Скорбный сон, зловещий зрак!Торжествует лютый враг;кони Мананнана ржут,ржут и гривами трясут;в человеках – бледный страх.Сыне Божий, Спас мой свят,изведи из смертных врат;укроти, Владыка Сил,этой бури злобный пыл,из пучин восставший Ад!
Думы изгнанника
Боже, как бы это дивно,славно было —волнам вверясь, возвратитьсяв Эрин милый,в Эларг, за горою Фойбне,в ту долину —слушать песню над Лох-Фойломлебедину;в Порт-на-Ферг, где над заливомутром раннимвойско чаек встретит лодкуликованьем.Много снес я на чужбинескорбной муки;много очи источилислез в разлуке.Трудный ты, о Тайновидец,дал удел мне;ввек бы не бывать ей, битвепри Кул-Дремне!Там, на западе, за морем —край родимый,где блаженная обительсына Диммы,где отрадой веет ветернад дубравой,где, вспорхнув на ветку, свищетдрозд вертлявый,где над дебрями Росс-Гренхарев олений,где кукушка окликаетдол весенний…Три горчайших мне урона,три потери:отчина моя, Тир-Луйгдех,Дурроу, Дерри.
Сказала старуха из берри, когда дряхлость постигла ее
Как море в отлив, мелею;меня изжелтила старость;что погибающей – горе,то пожирающей – сладость.Мне имя – Буи из Берри;прискорбны мои потери,убоги мои лохмотья,стара я душой и плотью.А было —до пят я наряд носила,вкушала от яств обильных,любила щедрых и сильных.Вы, нынешние, – сребролюбы,живете вы для наживы;зато вы сердцами скупыи языками болтливы.А те, кого мы любили,любовью нас оделяли,они дарами дарили,деяньями удивляли.Скакали по полю кони,как вихрь, неслись колесницы;король отличал наградойтого, кто первым примчится!..Уж тело мое иногоустало взыскует крова;по знаку Божьего Сынав дорогу оно готово.Взгляните на эти руки,корявые, словно сучья:нехудо они умелиласкать героев могучих.Корявые, словно сучья, —увы! им теперь негожепо-прежнему обвиватьсявокруг молодцов пригожих.Осталась от пива горечь,от пира – одни объедки,уныл мой охрипший голос,и космы седые редки.Присталоим нищее покрывало —взамен цветного уборав иную, лучшую пору.Я слышу, море бушует,холодная буря дует;ни знатного, ни бродягусегодня к себе не жду я.За волнами всплески весел,плывут они мимо, мимо…Шумят камыши Атх-Альмасурово и нелюдимо.Увы мне! —дрожу я в гавани зимней;не плыть мне по теплым волнам,в край юности нет пути мне.О, время люто и злобно! —в одеже и то ознобно;такая стужа на сердце —и в полдень не обогреться.Такая на сердце холодь!я словно гниющий желудь;о, после утехи брачнойочнуться в часовне мрачной!Ценою правого окая вечный надел купила;ценою левого окая свой договор скрепила.Бывало, я мед пивалав пиру королей прекрасных;пью ныне пустую пахтусреди старух безобразных.Взгляните, на что похожа:парша, лишаи по коже,волосья седые – вродекак мох на сухой колоде. Прихлынетприбой – и назад уйдет;так все, что прилив приносит,отлив с собой унесет. Прихлынетприбой – и отхлынет вспять;я все повидала в мире,мне нечего больше ждать. Прихлынетприбой – и вновь тишина;я жажду тьмы и покоя,насытилась всем сполна.Когда бы знал сын Марии,где ложе ему готовлю! —немало гостей входилопод эту щедрую кровлю. Сколь жалоктварь бедная – человек!он зрит лишь волну прилива,отлива не зрит вовек.Блаженна скала морская:прилив ее приласкает,отлив, обнажив, покинет —и снова прилив прихлынет.Лишь мне не дождаться, сирой,большой воды – после малой,что прежде приливом было,отливом навеки стало.
Видение святой Иты
«Боже, об одном молю:дай мне Сына твоего,дай младенчика с небес,чтобы нянчить мне его».И сошел к ней Иисус,чтоб утешилась жена,как младенец к ней сошел,и воскликнула она:«Сыне на моей груди!нету истины иной —только ты, мое Дитя;спи, младенец мой грудной.Днем и ночью на грудия лелею чистый свет,сшедший в лоно молодойиудейки в Назарет.О младенец Иисус,ты нам отдал жизнь свою,и за то тебя, Господь,сладким млеком я кормлю.Славься, Божие дитя!нету истины иной,кроме Господа Христа;спи, младенец мой грудной».