Море любви
Шрифт:
– Да, это правда, – с сожалением признавала Эллен. – Все старые дома такие. К тому же у родителей консервативный вкус: мама любит насыщенные, темные цвета. Между прочим, здесь трудилась целая армия дизайнеров.
– Знаете что? Давайте перекрасим стены! – живо предложила Дилли. – Я вам помогу. Это займет пару дней, не больше!
– Стоит ли? Все равно тот, кто купит дом, начнет с полной переделки.
Но у Дилли был свой личный интерес:
– Мы и Шпору позовем помочь! Он ведь тогда вам помог, в саду!
– Я думаю, что ему есть чем заняться и без нас. А дом вовсе не так уж плох.
Но Дилли уже загорелась идеей. И побежала в дом, чтобы оценить
– Если мы покрасим стены в белый цвет, на их фоне очень эффектно будут смотреться деревянные балки и каменная кладка. У дома будет по-настоящему средневековый вид! – вполне компетентно рассудила Дилли.
– За эти обои мои родители выложили целое состояние, – рассмеялась Эллен, покоряясь ее энтузиазму.
– Итак, решено. Я буду помогать вам бесплатно. Я рада хоть чем-то заняться.
– А как же подготовка к скачкам?
– Шпора готовит Отто гораздо лучше меня. К тому же в последнее время я его немного боюсь.
– Кого, Шпору или Отто?
– И того, и другого.
Закупив белой краски, два лотка и два валика, они принялись за работу.
Дилли была восхищена тем, как быстро Эллен рассчитала, сколько литров краски им потребуется.
– Какая вы дока в математике!
– Моя мама перед сном рассказывала мне таблицу умножения вместо сказок, – пошутила Эллен, хотя в этой шутке была только доля шутки.
– А моя мама перед сном рассказывала мне про свои романы, – смеясь, сказала Дилли. – Поэтому даже умножение на два я знаю с грехом пополам, у моей мамы несчастливая личная жизнь. Только этим мы с ней и похожи.
Они работали, включив музыку и распахнув окна, то и дело заражая друг друга приступами смеха. К большому стыду Эллен, чаще всего вспышки смеха вызывало своеобразное отношение Фили к своим материнским обязанностям.
– Покупать прогулочную коляску она не стала. Возила меня на огородной тачке. Туда же клала на обратном пути из магазина хлеб и газеты. Я вся пропахла навозом и минеральными удобрениями. Мама говорила, что после дедушкиной смерти мы стали бедняками. Игрушки покупать было не на что, и она давала мне куски глины, чтобы я не скучала. Я выдавливала на них отпечатки своих ладошек. Мама покрывала их глазурью и обжигала – выбросить было жалко. Когда в Западном Оксфордшире открылся художественный магазин, она сдала эти слепки туда вместе со своими работами. А потом ужасно злилась, что мои «работы» покупают, а ее нет. Тогда я и заработала на своего первого пони.
Эллен не понимала, каким образом мать, у которой не хватает денег на погремушки, находит их, чтобы купить дочери пони или отправить ее в частную школу. Видимо, глиняные отпечатки ладошек Дилли ценились на вес золота.
– В том году мы переехали из большого дома в маленький, – продолжала девушка. – Не на что было содержать большой. После этого жить стало полегче, но я лишилась телевизора.
– Разве нельзя было перенести телевизор из большого дома в маленький?
– Мы перенесли. Дело в том, что в ту пору мама увлекалась художественными экспериментами. Она разбила экран телевизора, а внутрь посадила маленьких человечков, которые как бы пытались вырваться из него наружу. На мой взгляд, это было здорово! Но никто не купил…
Это был классический случай: Дилли питала к матери сильное чувство любви-ненависти. Она, несомненно, страдала из-за недоступности многих вещей, которые для ее одноклассниц являлись само собой разумеющимися.
– Поймите, мама не неудачница, нет. Просто она не понимает и не хочет того, что важно для большинства людей. Она ни разу
В Дилли невинность удивительным образом сочеталась с цинизмом, что делало, вкупе с этими смешными историями, ее общество весьма занятным. Но дочери не хватало остроумной прозорливости матери и ее самокритичности. Эллен не покидало ощущение, что они обе так и остались детьми: две девочки, выросшие в сказочном замке, не знавшие мира за его стенами, если не считать старомодной частной школы. У Эллен, как и у Фили, возникло впечатление, что Дилли хочет сбросить с себя эти сковывающие чары. Ее жизнерадостная энергия рвалась на свободу.
– Ты тоже хочешь стать художницей? – спросила Эллен, глядя, как ловко Дилли управляется с валиком и краской.
– Что вы, ни за что на свете! Это обрекает на одиночество. Мама хочет, чтобы я стала врачом или адвокатом. Такая скучища! У меня совсем другие планы.
Эллен ожидала услышать, что Дилли хочет стать богатой и знаменитой. Но к ее удивлению, она сказала совсем другое.
– Я хочу как можно скорее выйти замуж.
– И?
– И нарожать побольше детишек. Хочу, чтобы моя шумная семья заполнила весь большой дом. А мама будет жить рядом, в маленьком доме, и возиться с внуками в свободное время. Это будет так замечательно!
Эллен плохо представляла себе Фили в роли бабушки.
– А как же университет?
– Поступлю в университет, если не встречу своего суженого этим летом. Но мне не хочется уезжать отсюда. Я люблю эти места. Я здесь выросла и вросла в них.
Эллен подумала, что подросшая Дилли хочет населить сказочный замок большой и дружной семьей, потому что сама была лишена ее в детстве.
– Это просто безобразие, что у мамы никогда не было собственного мужа. Она всегда брала напрокат чужих. – Гостья озорно посмотрела на Эллен. – Но она еще достаточно молода, чтобы родить. Так что, может, мы сделаем это вместе. Вот было бы здорово! Скажите, а могут мать с дочерью выйти замуж за отца с сыном, или это запрещено законом?
– У тебе есть кто-то на примете? – Эллен чуть не рассмеялась.
– Пока нет.
Эллен никак не могла понять: то ли Дилли не по годам наивна, то ли не по годам мудра.
– А ты общаешься со своим отцом? – спросила Эллен.
– Он умер, когда я была младенцем, – спокойно сказала девушка.
– Прости.
– Он был художником, как и мама. Один из дедушкиных учеников. Мама говорит, что свет не видывал мужчины красивее его. Это была единственная настоящая любовь в ее жизни. Родственная душа. Если бы отец не умер, они бы до сих пор были вместе. Мы жили бы в большом доме, у меня было бы много братьев и сестер. Отец разбился на мотоцикле.