Море серебряного света
Шрифт:
Рени открыла глаза и очутилась в сером мире. Первое, что она отличила, оказалось вертикальной тенью, более темной по одну сторону от нее, чем по другую. Только через несколько секунд головокружения и размышлений, она наконец поняла, где находится.
Она лежала навзничь на узкой тропе из твердого камня, бегущей вдоль края каменной стены; тропа штопором вилась по черной горе, уходя как вверх, так и вниз. Но как будто для того, чтобы доказать, что любой из этих миров является извращением настоящего, эта тропа вилась вокруг внутренней кромки огромной круглой дыры: за тропой лежала огромная пустая чернота, но, как ей показалось, она различала на той стороне такую же стену.
«Яма,— подумала она.— Я на тропе, ведущей на дно какой-то
«Колодец,— вспомнила она мгновением спустя.— Каменная Девочка говорила, что мы должны идти к Колодцу».
Откуда идет свет?
Рени посмотрела вверх и во мраке, высоко над собой увидела звезды, много звезд, целый круг, который, как она поняла, должен быть верхушкой ямы. Очень большой, широкий круг, и у ней на мгновение вспыхнула надежда, что он близко. Увы, надежда исчезла, как только она увидела далеко вверху другую сторону Колодца. Понадобится много часов, чтобы добраться до верхушки, даже если огромная дыра ближе к масштабам настоящего мира, а не к невообразимо высокой черной горе, на которой она уже была.
«Похоже, это и есть черная гора — только перевернутая, отраженная, верх стал низом… все наоборот…»— подумала она, но тут услышала приглушенный звук рыдания, плач маленького ребенка.
«Каменная Девочка. Она где-то ниже меня».
Рени попыталась встать, застонала, попыталась опять. Тело, казалось, стало мешком с водой, который может разлететься на куски от малейшего движения. А у шеи не было сил держать тяжелую голову.
Тем не менее с третьей попытки она встала на ноги. Тропа был неровной, но достаточно широкой, а странные туманные звезды давали достаточно света, и она могла идти сравнительно безопасно.
Плач пришел опять, еще и еще. Рени похромала вниз, минуты сложились в час, и она уже начала бояться, что из-за какого-то акустического трюка она уходит от источника шума, который, на самом деле, находится выше ее. И только то, что сам Колодец, если это действительно был он, постепенно становился все уже, и стена напротив казалась все ближе после каждого круга удерживало ее от отчаяния.
Наконец, когда ее полностью истощенные тело и мозг были готовы сдаться, она нашла дно Колодца. Но до него было не добраться.
Тропа заканчивалась на каменной площадке, висевшей в десяти или пятнадцати метрах над основанием дыры; по грубому камню шелестел поток черной воды, покрытый пятнами приглушенного синего света. За этой маленькой рекой сидела, сгорбившись, маленькая фигурка.
— Это ты? — спросила Рени. Фигурка не посмотрела вверх. Со своего каменного гнезда Рени слышала тихий плач, призрачный и разрывающий сердце. — Каменная Девочка?
Маленькая фигурка не ответила. На мгновение Рени испугалась, что это очередная иллюзия, что она ошиблась, приняв валун на дне этого самого бессмысленного места в самой бессмысленной из всех вселенных за ребенка, потом опять послышался тихий плач, прилетевший из ниоткуда, такой жалостливый, что ей оставалось только лечь здесь, умереть и решить все проблемы, раз и навсегда. Потом ребенок посмотрел вверх.
Это был Стивен.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Плачущие дети
Раз — печаль,
А два — удача,
Три — письмо,
Четыре — мальчик,
Пять — монета,
Шесть — банкнота,
Семь — секрет,
Что знать охота!
ГЛАВА 33
Уикенд
СЕТЕПЕРЕДАЧА/НОВОСТИ: Армия Асцидий — обманутая надежда?
(изображение: члены АА в рыбьих масках и килтах)
ГОЛОС: «Армия Асцидий», военная антисетевая группа организации, называющей себя «Коллектив восстановления информации»,
(изображение: члены КВИ в масках Сеппа Освальда)
КВИ: «Люди недооценивают, каким шоком было бы для еврейских и исламских покупателей получить эти Рождественские открытки. Да, ясен пень, нам слегка не повезло, но, рано или поздно, мы своего добьемся. Немного терпения, и мы взломаем национальные выборы.»
Каллиопа Скоурос сидела на развалинах субботнего утра — невымытые чашки от кофе и тарелки с завтраком, некоторые из которых восходили к среде, ее стенной экран громко выкрикивал новости, детское шоу, привлекшее ее внимание, хихикало на вставной панели — и спрашивала себя, понравится ли ей иметь личную жизнь.
Она думала не о сексе, но только о компании. Понравится ли ей сидеть рядом с другим человеческим существом — например с официанткой Элизабет — и говорить о будущем дне, выбирать, куда поехать, в музей или в парк. Нет, лучше думать о том, сколько еще времени она сможет прожить без стирки, или о том, что если она съест еще одну вафлю, то после обеда сможет обойтись без мороженного.
После того, как ее и Стена официально отстранили от расследование убийства Мерапануи, ее работа кардинально изменилась и ей стало трудно не обращать внимание на пустоту жизни.
«Быть может мне надо завести кошку или собаку, подумала она. Не, нельзя. Запереть бедную собачку на целый день в квартире, пока я на работе? Есть законы, которые это запрещают».
Прошедшая неделя была утомительной и очень скучной, она занималась главным образом незаконченной бумажной работой — смешное старомодное выражение, от которого за милю несло древними офисами и пыльными папками. Они вернулись к своей обычной работе, главным образом к жестоким, тяжело идущим делам, где надо было разговаривать с мрачными или прикидывающимися глупыми свидетелями поножовщины, и опрашивать соседей о чертовых деталях домашних скандалов, внезапно ставших роковыми. Что такого было в этом деле, почему оно как будто зачаровало ее? Запах серы, который сопровождал все воспоминания о Джоне Дреде? Или отчаяние Полли Мерапануи, которую никто не замечал при жизни, и о смерти которой все сразу постарались забыть, и которая теперь терпеливо ждет кого-то, кто придал бы ее дикому убийству какой-то смысл?
«Все кончено, Скоурос,— сказала она себе.— Ты выстрелила и промазала. Лучше займись стиркой. Это именно то, что делает жизнь жизнью».
Она поправила пояс на спадающем купальном халате и занялась чашками и тарелками.
Сообщение пришло на ее рабочий номер ближе к концу пятницы. От Келл Херли из Регистрации, и быстрый взгляд на него напомнил ей, что вчера она насколько устала, что даже проверить свою почту показалось ей тяжелой обязанностью, и еще о крошечной радости освобождения, когда она сбежала, решив не открывать его.
«Может подождать»,— сказала она себе тогда. Возможно об этом парне, как-там-его-зовут, поджигателе Макси Клуба. Неужели в нем может быть что-нибудь более интересное, чем последняя бельгийская вафля?
Она открыла сообщение, и уже через пятнадцать секунд была в центральной база данных, пытаясь найти домашний номер Келл Херли.
Наконец она дозвонилась до нее, но экран остался темным. Она слышала, как неподалеку двое или трое детей громко спорили, и шел шумный репортаж с матча по австралийскому футболу.