Море согласия
Шрифт:
— Внешне оно так.
— Да так оно и есть — и внешне, и внутренне, — он помолчал, чувствуя полное удовлетворение от беседы, спросил: — С Ивановым что решили?
— Дознание продолжается, Алексей Петрович. Дело в руках Могилевского.
— Ладно, Александрыч, пойдем к господам. С Могилевским я повидаюсь нынче сам.
И они, выйдя из кабинета, вновь отправились в гостиную, где обедал командный состав корпуса и свитские.
Пролетело несколько беспокойных дней с выездами в полки и на батареи, на бал к губернатору Ховену и в гости к экзарху всея Грузии Феофилакту... И жизнь командующего опять вошла в обыденное русло. С утра часа по два он устраивал у
Входящие в вестибюль дома командующего обычно прислушивались, откуда идет стук бильярдных шаров. Шли в закрытую на зиму галерею, где стояли два стола и возле них деловито, с киями в руках, прохаживались игроки. Могилевский, Верховский, Воейков, князья Орбелиани, Мадатов, да и многие приезжие из полков посещали галерею командующего. И не только для того, чтобы сыграть с его высокопревосходительством. Иные вовсе не умели держать кия в руках. Но заходили сюда отнюдь не из праздного любопытства, а с документами, дабы подписал Алексей Петрович: с рапортами о возвращении из поездок, с жалобами и тяжбами. Словом, все, что командующий делал у себя в кабинете, тем же он занимался и здесь, не отходя от бильярдного стола. Только надо было вовремя обратиться к нему. Порой, когда он проигрывал и был сердит, посетители часами топтались у парапета и не решались подойти к командующему, — ждали, пока он сам спросит, зачем пожаловали. В хорошем настроении Ермолов подписывал документы, не глядя, разговаривал с юмором, с присказками, располагал к себе душевностью. В такое время просители уходили из галереи осчастливленными.
У бильярдного стола решалась и судьба рыбопромышленника Иванова. Князь Мадатов, поддержав рыбацкие слухи о том, что купец Иванов помог бежать Мустафе-хану Ширванскому и купил у него за бесценок устье Куры, представил дело в штаб главнокомандующего. Делом Иванова занялся статский советник Могилевский — правитель канцелярии. По рассмотрении доноса и после опроса свидетелей он пришел к заключению, что купец первой гильдии Иванов действительно помог ширванскому хану бежать в Персию и мошенническим образом завладел рыбными уделами Куры. Могилевский велел прогнать рыбацкие суда Иванова из устья и взять рыболовство под охрану. Хотел было он засадить купца за предательство, но струсил, санкции на арест не дал: все-таки Иванов — человек знатный, с достатком и связями. Бог знает, чем может кончиться сия строгость.
Купец не согласился с решением Могилевского. Еще весной приезжал он сюда, к командующему, с жалобой на беззаконие, но Ермолову некогда было его выслушивать — собирался в Россию. Без командующего несколько раз он наведывался в штаб-квартиру к Вельяминову. Теперь, загодя узнав о том, что Ермолов возвращается в Тифлис, он опять прикатил и поселился в трактире.
— Стало быть, купчина домогается? — целясь в шара, спрашивал командующий у Могилевского.
— Да уж, назойливая птица, нечего сказать, — отвечал с видимой скукой статский советник.
— Ну что ж... играю в правый дальний угол. Вот так,— сильным ударом Ермолов послал десятого шара в лузу, распрямился и, довольный своим ударом, улыбнулся.— Ну-ка, Воейков, вынь шарик, пока горячий.
Адъютант извлек из лузы шар, подкинул его на ладони и положил на полку.
— Сорок четыре, Алексей Петрович, — обхявил он. — Играйте одиннадцатого, потом любого.
— Одиннадцатого,
Через несколько дней за этим же столом Могилевский докладывал, что Иванов подписать акт отказался и грозит жалобой в Сенат.
— Ну, так отправь его в Метехи, — разглядывая шары произнес Ермолов.
— Придется, Алексей Петрович.
— Что значит прядется? Разве не было моего приказа посадить купчину, коли не пойдет на примирение? Нет сударь, соизвольте исполнить приказание. Сегодня же.
— Хорошо, Алексей Петрович.
Однако ответом советника командующий не удовлетворился. Поглядев на офицеров, сидящих в креслах, сказал:
— Евстафий Иваныч. Или... кет... ты, Боборыкин, поди скажи от моего имени штабному, дабы арестовал купца Иванова и отправил в Метехскую крепость. Пусть одумается.
Дней десять после этого командующий не интересовался, купцом. Могилевский тоже молчал о нем. Только накануне рождества объявил, что Иванов требует свидания с командующим. Ермолов хотел было встретиться с ним у себя в кабинете, но передумал — слишком велика честь для купца. Выбрав свободный час, он направился в Метехи.
Крепость, как символ величия и неприступности, возвышалась на скалистом берегу Куры. Ранее обветшалая от времени, ныне она обновилась: выглядела средневековым замком с зубчатыми башнями в три этажа. Общирный двор был застроен. Всюду стояли часовые. Подвалы и нижние помещения крепости превратились в казематы. Здесь же размещался военный ордонанс-гауз, арестантская и больница для заключенных.
Въехав со свитой в крепость, Ермолов соскочил с дрожек и, приняв рапорт начальника караула, направился в ордонанс-гауз. В мрачной комнатушке с окном во двор стоял длинный стол в дюжина кресел. Ермолов пригласил сесть сопровождающих его Могилевского, Устимовича, Воейкова и велел начальнику карауле доставить купца Иванова. Вскоре того привели. Он вошел, кутаясь в меховую шубу. На голове его красовалась соболья шапка, а на ногах — унты. Ермолов отметил про себя, что не дурно живется купчине, если он даже и находится под стражей.
— Так, что у вас ко мне, милейший? — спросил Ермолов, попыхивая трубкой. Внешне командующий выглядел спокойным, но те, кто его знал, видели, какая жестокость крылась за брошенной вскользь фразой.
— Алексей Петрович, богом прошу, — купец вдруг повалился на колени, — ни нотой не повинен я перед государем и совестью своей.
— Ну-ну, зачем же так пышно? Поднимись, Иванов, — усмехнулся Ермолов.
Купец поднялся и опустил руки по швам.
— Клеветой низких людей облит я, Алексей Петрович, — заныл он, заглядывая в глаза Ермолову и ища в них сострадание. — Полный разор ныне испытываю. Цельное состояние отдал Мустафе-хану за устье Куры, а они оклеветали до невозможности.
— Поверил бы тебе, купец, когда б ты раньше в грешках не был замешан, — вздохнул командующий.
— Боже упаси, Алексей Петрович. В жизни никогда не грешил.
— Ну, вот тебе я раз! — засмеялся генерал. — А пятьсот четвертей казенной муки не ты ли из Астрахани вывез? Скупил муку, зная заведомо, что она краденая.
— Не было такого, ваше высокопревосходительство! Клевещут! — взвизгнул купец. — Утопить хотят! Защити, родимый. Вели вернуть рыбные уделы, озолочу.
Ермолов поморщился. Серые глаза генерала играючи заблестели.