Море Троллей
Шрифт:
— А, эта ерундовина! Как дочь Олафа, я тебя унаследовала, — гордо сообщила Торгиль. — Олаф говорил, что намерен освободить тебя по возвращении, так что я решила сделать это прямо здесь и сейчас. Только не надейся, от приключения ты всё равно не отвертишься. Ты обязан мне вечной признательностью, так что изволь охотно и радостно принять смерть, буде возникнет такая необходимость.
— А можно, я лучше охотно и радостно выживу? — пробормотал Джек. Форат выпроводила Торгиль из комнаты, за что мальчик был ей бесконечно признателен. Столько всего произошло! Ему хотелось побыть одному и обдумать всё в тишине и покое. Ётуны,
До чего же всё в этой жизни запутанно!
Труднее всего для Джека оказалось привыкнуть к непрестанному шороху мыслей вокруг. Все эти мысли смешивались в беспорядочную кучу, потому что все думали одновременно, но ежели кто-то стоял совсем рядом, то Джек разбирал и слова.
Фонн накормила раненого супом с ложечки. Потом разломала мягкий белый хлеб и щедро намазала ломти маслом и медом. И еще поставила рядом с кроватью вазу с фруктами — так, чтобы мальчик мог дотянуться.
— А это что такое? — полюбопытствовал Джек, указывая на гроздь крупных пурпурных ягод.
— Виноград, — гордо объяснила Фонн. — Я выращиваю его в теплице. В один из своих приездов Олаф привез нам саженцы из далекой Италии.
«В один из своих приездов?» — подивился про себя Джек. А вслух спросил:
— Как давно я болен?
— С неделю. Ты был так плох, когда тебя принесли, что мама решила, лучше усыпить тебя на время.
— С неделю! Джек совершенно потерял счет времени. Он понятия не имел, как долго пробыл в потаенной долине, а теперь вот еще одна неделя потрачена впустую! Сколько времени осталось у него на то, чтобы спасти Люси?
— Не тревожься, — проговорила Фонн своим хриплым и при этом до странности мягким голосом. — Когда беспокоишься, выздоравливаешь медленнее. Всё решают норны, и никто из нас не в силах ничего изменить. — Фонн задернула плотный занавес.
Джек уже давно заметил окно, но внимательно к нему не приглядывался. Интересно, что там снаружи? Мальчик уснул, представляя себе, как: Олаф, запертый в этой комнате, словно в ловушке, вырезает игрушки для детей, которых больше никогда не увидит.
На ноги Джек встал лишь неделю спустя. Орлиные когти занесли яд ему в кровь. Спасла Джека только магия Горной Королевы. Мальчик немного попривык к Фонн и Форат, хотя Форат говорила с заметным трудом. Ётуны общались через мысли — напрямую. В речи они потребности не испытывали, хотя отдельные тролли выучивали язык людей в военных целях. Случалось, что смертные вторгались в Ётунхейм, а тролли — особенно подростки — хаживали с набегами в Срединный мир.
Окна выходили на ледяной утес, обрывающийся в бездонную пропасть. То было зрелище изумительной красоты — и изумительной жестокости. Ни один смертный этим путем не сбежал бы. Возможно, где-то там внизу и таилась земля, но из своей комнаты Джек различал лишь круговерть ледяных кристаллов — и ничего больше.
Ётуны обожали холод. Если жестокий мороз самую малость смягчался, они тут
— От Утгарда? — переспросил Джек.
— Земли-за-Морем Это наш древний дом.
— Олаф как-то раз упоминал о нём, — вспомнил Джек. — Рассказывал, будто его уничтожил вулкан…
— Верно, — удрученно подтвердила Фонн. — Моя прапрапрабабушка дошла оттуда по ломающемуся льду. Так мы и оказались отрезаны от сердца нашего мира. Вернуться мы не можем, и с каждым новым веком силы лета всё глубже вторгаются в наши владения. Когда-нибудь наше царство сгинет безвозвратно.
— Мне… мне ужасно жаль, — искренне сказал Джек. — А что, от Утгарда совсем ничего не осталось?
— Форат иногда разговаривает с китами Это ее особый дар. Киты рассказывают, будто остался совсем крохотный островок. В самой середке его — вулкан, а повсюду вокруг — пустынные, опустошаемые ветром ледяные торосы. Звучит чудесно… Фонн тяжело вздохнула.
— А разве вы не можете построить корабль и поплыть обратно?
— Мы для кораблей не созданы. Мы слишком тяжелые и панически боимся глубокой воды. Немногие из нас, вот как Форат, катаются верхом на китах, но и то лишь вдоль берега.
Отважное Сердце навещал больного каждый день, а порою забегала и Торгиль с леденящими кровь рассказами о том, как сподручнее убивать тех и этих. Ётуны расправлялись с врагами без излишней жестокости, но дело свое, как говорится, знали. Похоже, все они от души привязались к восторженному маленькому берсерку. Как-то раз заглянул Золотая Щетина зверь говорил, Фонн переводила Кабан поблагодарил Джека за то, что мальчик освободил его и спас от повозки Фрейи, а Джек, изнывая от тошнотворного чувства вины, думал, что вскоре там, чего доброго, окажется Люси.
Сколько же дней прошло с тех пор, как он оказался в Ётунхейме? Джек не знал Судя по положению луны, недели три, не больше, но это значило, что в долинке у драконьего логова он вообще нисколько не пробыл. Но как такое может быть?! Понимал Джек только то, что время идет, пусть медленно — но идет. И час, когда Люси принесут в жертву, неуклонно приближается.
Глава 34
Чертог горной королевы
Чертог Горной Королевы совсем не походил на комнатку, что отвели раненому Джеку, но и он был прекрасен — на грандиозный ётунский манер. Стены были изо льда, высокие окна пропускали яркий синий свет, одевающий вершину горы. В морозном воздухе колыхались громадные белые занавеси.
Большинство ётунов рядились в шкуры, хотя некоторые увальни красовались лишь в набедренных повязках, гордо выставляя напоказ волосатые торсы. Джек подумал про себя, что длинные меховые плащи — прекрасная мода. Этим обрюзглым, поросшим оранжевыми космами плечам, этим морщинистым отвислым животам и многим ярдам чешуйчатой плоти прикрытие бы пошло куда как на пользу. Но никакие одежды не смогли бы скрыть мощных надбровных дуг троллей-мужчин. Их гордо выставляли напоказ: чем крупнее, тем лучше; а те тролли, на счету у которых были убитые смертные: украшали надбровные дуги татуировками.