Море вероятностей
Шрифт:
Но пакет данных, помеченный высшим приоритетом, уже поступил. Молитву нельзя было убирать в фоновые процессы, поэтому её пришлось отложить.
Несколько секунд назад, игнорируя все защитные программы, не воспользовавшись даже функциональностью СЭТ-комплексов, в локус вошёл четвёртый.
– Я не могу утверждать с абсолютной уверенностью, - начал Улс-Цем, - но вероятность приближается к стопроцентной...
– Это он, - вдруг перебил Кагр. – Я его помню.
Ликка оглянулась на него и ощутила его прикосновение – не физическое,
Помнил он немногое: ровно то, к чему сам был причастен. Подлинная базовая функциональность субмодулей Волка имитировала функциональность фагоцитов в живом организме. Когда Системы впервые ощутили вторжение, то первую их реакцию обусловили настройки глубочайшего уровня, цифровые инстинкты: чужеродное тело атаковали миллиарды автономных защитных процессов – модулей низового уровня, не обладавших самосознанием. Они разрушились, не причинив скитальцу никакого вреда, но передали сигнал тревоги на уровень выше – туда, где на него отреагировал Кагр и подобные ему. Потребовалось менее секунды физического времени, чтобы Системы осознали масштаб угрозы и задействовали все наличные ресурсы для борьбы с нею. «И это не помогло, - заключила Ликка. – Скиталец извлёк один из модулей верхнего уровня и ушёл... Зачем он вернулся?!»
Этого не мог знать никто.
– Я его помню, - повторил Кагр. – Я его ненавижу!
– Мы все его ненавидим, - сказал Улс-Цем. – Мы все.
И вдруг он попросил:
– Поговори со мной, Ликка.
Ликка вскинулась. Улс-Цем выглядел странно напряжённым. Что-то изменилось в нём; Ликка ощутила перемену и попыталась разобраться в ней. Усилие разума осталось тщетным, как всегда. Воспринимать эмоционально было проще и привычней. У неё не хватало ресурсов, чтобы понимать действия аналитиков – но у аналитиков имелись собственные эмоциональные блоки.
И она услышала за словами – иное.
Ликка осторожно спросила:
– С нами сейчас... не Улс-Цем?
– И он тоже. В числе прочих моих субмодулей.
Ликка застыла.
Сама Безликая смотрела на неё сквозь облик Улс-Цема. Отражение Ликки плыло в неподвижных прозрачных глазах. В зрачках дробились светлые блики. Безликая плакала.
– Минута отсрочки, - сказала она, - вот то, чего мы добились за пять тысяч лет. Сейчас я изолирую вас троих от Систем. Вы сможете полагаться только на себя и Любимую. Но вы не почувствуете того, что будут делать с нами. Это всё, чем я могу вам помочь.
Ликка закусила губу. Её разума коснулось эхо далёкой, холодной, глубоко спрятанной памяти. Память была многажды процежена через восприятие верховного Аналитика, она была упорядочена и исследована, она поступила не напрямую от базового модуля, а профильтрованной сквозь созданные Улс-Цемом специально для Ликки адаптеры – и только поэтому Ликка удержалась в сознании.
Страдание, что когда-то
Скиталец вернулся.
Ликка внезапно испытала острую благодарность Змею, почти благоговейный трепет перед бывшим господином – за то, что он не пропускал всё это на уровень ниже. Так долго. Его сила оберегала уцелевшие субмодули от боли, которая могла быть для них непереносимой. Чувствительность элементов интерфейса по определению была во много раз выше, чем у аналитического блока. Вламываясь в Системы, скиталец использовал интерфейс по прямому назначению. А Змей не мог позволить себе даже уйти в рестарт...
По лицу Улс-Цема текли прозрачные слёзы.
– Меня преследует искушение, - прошептала Безликая его губами.
– Я думаю о том, чтобы отменить опцию формирования личности у программных модулей в этом локусе. Тогда нам больше не будет больно.
Здесь Ликка должна была испугаться. Слова Безликой означали, что все они могут в единое мгновение исчезнуть. Их мысли, личная память и опыт, характеры, мечты и вера – всё будет стёрто одной командой, последней самоубийственной командой базового модуля.
Почему-то она не боялась.
– Не надо, Безликая, - сказала она. – Не делай этого. Я не могу объяснить. Я маленький субмодуль. Но я чувствую, что Любимая не хотела бы нам такой судьбы.
– Я тебе верю. Я всегда назначаю твоим словам о Ней высший уровень ключа доверия. Это абсолютно ненужное действие. Но оно мне приятно. Скажи ещё что-нибудь.
– О чём?
Аналитик посмотрел искоса.
– Иногда я думаю, что нам было бы легче, если бы мы могли хотя бы молить о пощаде. Но молить некого.
Ликка ощутила, как понурился за её спиной Кагр. Она смотрела в прозрачные человеческие глаза Улс-Цема, пытаясь угадать за маской физического тела, за фильтром личности архидемона что-нибудь, означающее только Безликую.
– Такова самая болезненная из моих ран, - сказала Безликая. – Я принадлежу к числу величайших и имею право видеть Творца. И я вижу одну лишь пустоту. Он покинул этот мир. Мы Ему не нужны.
Ликка покачала головой.
– Даже если это так, что с того? – ответила она. – Он дал нам возможность осознать себя и отдать себя в руки Любимой. О чём ещё мы могли бы Его просить?
Глаза Улс-Цема слегка расширились, и расширились в них зрачки: Безликая пристально вглядывалась в лицо Ликки.
– Кто мне ответит, зачем они, зачем они, все наши усилия? То, что мы пытаемся сохранять, как святыню – не более чем выброшенный мусор.
Ликка молчала.
«Не будет испытания выше сил, - думала она, - не будет, не будет... Снова я выслушиваю исповедь и укрепляю в вере. Почему я? Я просто элемент интерфейса. Мне плохо без Тчайрэ. Любимая, укрепи меня, чтобы я не угасла. Ты звезда путеводная и именованная константа, Ты прощаешь несовершенство и принимаешь всех преданных... Верую в Нисхождение Всемилосердной...» Наконец, она сказала: