Море волнуется раз… Море волнуется два....

Закс Марина

В конце апреля мучения и детские страхи перед необходимостью перехода через мост закончились, им предоставили большую комнату в двухэтажном каменном доме, на высоком первом этаже. Cоседями по квартире стала молодая семья сверхсрочника, ожидающая прибавления. Впервые за много лет у них были свои туалет и ванна. В кухне имелся даже холодильник системы «земля-воздух»)) – фанерная тумба с круглой дыркой в задней стенке, выходящей практически на улицу, к первому кирпичу кладки. В холодное время года «холодильник» работал отлично, и летом в нем тоже было прохладнее. Дом стоял на второй линии от речки Лиелупе, среди восьми примерно таких же зданий, занимаемых семьями флотских офицеров и сверхсрочников. До песчаного пляжа минут семь, до автобусной остановки в Ригу минут десять, до будущей школы двадцать. Походы в баню прекратились.

В доме напротив жили новые друзья Ларионовы с тремя сыновьями: Олегом, старшим, и братьями-близнецами Игорем и Андреем, абсолютно разными внешне и по характеру. Дядя Юра, высокий и спортивный, служил в подплаве, любил рисовать и фотографировать, его жена, тетя Рая, медик, не работала, как и большинство офицерских жен, и лихо управлялась с тремя сыновьями. Когда Здановичи

до получения новой жилплощади купили широкий и красивый диван с поэтическим именем «Лира», Ларионовы предложили поставить обновку пока у них в гостиной. Братья-близнецы в восторге скакали на произведении мебельного искусства почти до потолка и, когда пришло время забрать диван к постоянному месту жительства, он уже мало на что годился. Спасибо старший полноватый очкарик Олежка не принимал в этом участия, иначе забирать было бы совсем нечего. Коричневая в желтую крапинку со специальным фигурным бельевым ящиком в головах тахта проваливалась своим матрасом почти до пола и вызывала утреннюю ломку поясницы у спавших. Перетягивать такую красоту было себе дороже, и через несколько лет диван почил в бозе. У Ларионовых жила овчарка, братья иногда брали Марину с собой на прогулку с собакой, иногда в сопровождении тети Раи, и девочка тоже стала мечтать о четвероногом друге, но в коммунальной квартире с малышом это было нереально.

По воскресеньям Здановичи ходили на теоретические занятия в яхт-клуб. Их учили вязать узлы, рассказывали о различных конструкциях яхт, правилах поведения на воде, учили отличать байдевинд от фордевинда и бакштаг от оверштага. В мае теоретически обученным «юным яхтсменам» выдали старенький швербот. Для общего понимания: швербот – это почти яхта, но с подвижным килем – швертом, который на мелководье можно было поднять вверх и подойти ближе к берегу. Проходимость такого судна для неглубокой реки была даже лучше, а в море супруги собирались выходить пока нечасто и только в погожие дни. Им разрешалось самолично назвать свое транспортное средство, привести в порядок, покрасить и спустить на воду. Выдали яркую красную краску для приведения в порядок корпуса и немного белой – для названия. Корабль назвали Мариной, втроем красили все воскресенье, проведя у стапеля почти весь день, даже перекусывали рядом на траве. Придя через день вечером проверить, подсохла ли краска, увидели ужасную картину: яхта «плакала» всеми своими бортами. Около швербота на деревянном стапеле стояли двое и смеялись над потеками: «Красочку-то надо было получше втирааать!». В следующее воскресенье борта ободрали, ошкурили и вновь покрасили, лакированные внутренние поверхности слегка обновили. Еще через неделю навесили новый такелаж и смогли отчалить. Дочь прыгала вокруг, путалась под ногами, потом была удалена к Ларионовым, которые тоже были яхтсменами и тоже, наконец, могли отметить начало сезона выходом на неширокие просторы реки Лиелупе. Яхточка у них была побольше, места вокруг сплошь знакомые, хоженые-перехоженные, и Юрий обещал показать их Здановичам. Воскресные семейные походы на яхтах по Лиелупе стали постоянными, выходы порыбачить, покупаться, за маслятами или малиной продолжались до октября. Маринку научили управляться со шкотами, убирать голову, когда гик перекладывали, и присвоили почетное звание матроса. Следует уточнить, что любой, получив единожды гиком по голове, станет уворачиваться своевременно)).

Тем временем привыкшая работать Неля, умирая от скуки, вычитала в газете, что рижский авиаотряд набирает стюардесс со знанием иностранного языка перед открытием международных линий. Она прекрасно прошла собеседование, и ей предложили на время, пока нет международных рейсов, полетать на внутрисоюзных. После двухнедельной подготовки начались ее мытарства по освоению новой профессии. Хамство, унижение и приставания на борту, высокомерие пилотов, ночные пешие походы из- и в- аэропорт в зависимости от времени вылета и возвращения. Никакой справедливости: летный экипаж после приземления в другом городе мог выйти в люди, погулять, прошвырнуться по магазинам и рынкам, подремать в служебных комнатах отдыха, стюардессы же должны были дождаться уборщиков, проследить за ними, принять работу и… заняться подготовкой салона к новым пассажирам. Иногда у Вити получалось встретить или проводить жену, но далеко не всегда он мог найти для этого время, служба требовала полной отдачи. Маринка была брошена на саму себя и на беременную соседку. Девочка была ответственная, умелая и не жаловалась. Наоборот, выяснив у соседки, что два маленьких яйца, это почти как одно большое, сообразительная любительница витаминов А, Д и кальция варила два вместо одного и удивляла родителей невесть откуда взявшимся диатезом.

Промаявшись так месяца три, мать семейства ушла из авиации совсем. Ее взяли в Рижскую мореходку на кафедру иностранных языков лаборантом с правом преподавания и подмены штатных учителей при необходимости. А международные рейсы из рижского аэропорта открыли только через полтора года.

Высших мореходных училищ в стране было всего два, в Ленинграде и в Одессе, конкурс туда был неимоверным, поэтому основная масса желающих посмотреть иные города и страны мужчин стремилась овладеть нужной профессией в достаточно многочисленных средних мореходках. В рижской преподавание велось на русском языке и это никого не смущало: население республики приблизительно пополам делилось на латышей и русских с евреями, в столице превалировали русскоговорящие граждане. Русский язык был обязательным предметом в национальных школах, и курсанты-латыши учились мореходному делу по-русски, распределялись по всей стране и не жаловались. Курсанты с момента зачисления оказывались на полном довольствии, они ехали из разных областей и республик европейской части СССР, а распределение могло забросить выпускников на любой гражданский флот от Камчатки до Клайпеды.

В мореходке Неля подружилась с преподавателем английского Маргаритой Голод. Веселая пухленькая и дружелюбная брюнетка с модной стрижкой уцепилась за Нелю как за спасательный круг. Кроме подходящего возраста, Неля еще оказалась москвичкой, много читала, была политически подкована и являлась членом КПСС, что означало в эти годы высокую золотую пробу,

ее знание английского вызывало уважение и легкую зависть коллег. Остальные трое преподавателей были гораздо старше, не слишком дружелюбные к Ритуле латыши, холодные и чопорные как английские лорды. А Ритка сыпала еврейскими анекдотами, могла заболтаться с курсантами, как со взрослыми людьми, никакого начальства не боялась, потому что ее папа был шишкой в горкоме партии. Кстати, благодаря ему она и попала на это не слишком хлебное, но теплое местечко. Рита знала всех лучших портных в городе, все комиссионки и все последние сплетни. Обожала посидеть в кафе с пирожным и сигареткой, кофе пила только со сливками, а ее излюбленные выражения «чем в таз, лучше в нас», «пока толстый сохнет, тонкий сдохнет», «чем будет болеть сердце, пусть лучше болит живот» стали семейными присказками и у Здановичей. Ритка, хохоча, рассказывала, что ее бабушка, старая еврейская матрона, чудом пережила голодомор и сетовала, что фамилию Голод они получили в качестве предсказания, но своевременно его не расшифровали. Зато готовила Эстер Соломоновна потрясающе, могла сварганить обед из топора и держала в голове тысячи рецептов. В сорок первом семья бежала от немцев в Среднюю Азию и вернулась после войны на пепелище. Пепелище было уютной четырехкомнатной квартирой в Старой Риге, подружки иногда заходили туда на чаек-кофеек и булочки с корицей. Бабуле на удивление понравилась новая подруга внучки, сдержанная блондинка с мужем красавцем-евреем. Она хотела такого же для своей Ритки. Через пару лет барышне нашли-таки подходящего стоматолога из Даугавпилса, а лет через двадцать тот стал водителем желтого такси в славном городе Нью-Йорке. Мечта бабушки стала явью.

Ритулин знакомый портной по блату сшил Виктору выходной костюм, а позднее ему заказали и новую тужурку. Темно-синие глухие с высокой стойкой кителя офицеры носили ежедневно, а в праздничные дни и по другим особенным поводам было положено надевать черную тужурку с белой рубашкой и черным галстуком. С тех пор наш красавчик брал вещевое довольствие тканью, надо сказать отменной, и раз в несколько лет шил себе форму у портных. Индпошив сидел идеально, выставляя спортивную фигуру обладателя в очень выгодном свете. Синие «кэжуал» кителя получал по разнарядке, как и все сослуживцы, а уж тужурки-то шил и белоснежные рубашки к ним подбирал специально. Такую роскошь редко кто себе позволял, у окружающих были другие приоритеты, кто-то копил на автомобиль, кто-то на золото-брильянты-шубы, хрусталь и ковры, кто-то просто пропивал. Говорят же «в каждом домушке свои погремушки», у Здановичей, например, были хорошие велосипеды и тужурки от портного. Они готовы были спустить деньги на авиабилеты, на незабываемый отпуск, на подарки родным, а потом пару месяцев отдавать долг более рачительным приятелям или «кассе взаимопомощи» (эта палочка-выручалочка спасала многих офицеров из трудных финансовых ситуаций). Неля тоже шила себе нарядную одежду в ателье, пусть даже обручальное кольцо они купили ей аж на «хрустальную» свадьбу, и в ушах красовались не изумруды, а недорогие стильные клипсы, но платья к праздникам заказывала у портних.

Как-то в конце июня Виктора вызвал парторг и спросил успешно ли тот занимается парусным спортом. Вопрос показался странным, но оказалось, что в День Военно-Морского Флота намечается парусная регата, рижская база выставляет четыре команды, но рулевой одной из яхт травмирован и требуется квалифицированная замена. Виктора командируют в Либаву, а потом в Ригу для тренировок. Гонки назначены на последнее воскресенье июля. «Не посрами, – сказал парторг, – и это тебе зачтется при присвоении очередного звания». При чем тут звание? Виктор и так был просто на седьмом небе от радости, яхтсмен в душе, спортсмен по жизни, он бы и приплатил за участие, если это было бы нужно!

Неля с дочкой наблюдали за праздником и регатой с набережной Даугавы в Риге. Сначала был организован праздничный «заплыв»: под музыку Чайковского из «Лебединого озера», рвущуюся из репродукторов, мимо зрителей прошли катера, к бортам которых были прикреплены огромные плоские фигуры белых лебедей в коронах. Шесть лебедей-катеров прошли справа налево, затем развернулись плавно и прошли обратно. Дети были в восторге, зрители шумели и кричали ура. Потом объявили старт для яхт, они должны были уйти в трехчасовое плавание с разворотами, для чего в устье установили огромные оранжевые буи. А зрителей в это время развлекали морские десантники, несколько буксиров с флагами и огромными цветами и быстроходные катера. Не обходилось без мелких происшествий, но в целом праздник удался. Погода стояла прекрасная, играл духовой оркестр, торговали мороженым, газировкой, воздушными шарами и даже организовали летнее кафе на улице.

Команда Виктора, не без его умения управлять яхтой, заняла почетное третье место среди двенадцати экипажей, победителям присвоили спортивные разряды и вручили значки. Девочки сходили в кино и встретили ошеломленного и радостного главу семейства у автобусов, выделенных частью.

Это лето вообще было замечательным, к ним в гости, наконец, смогли приезжать близкие. Первым появился братец Левка, он отдыхал с друзьями на страшно модном среди москвичей курорте Булдури. Конечно, речь шла о съемном сарайчике, а не о гостинице или пансионате, но пляжи были общими, длинными, кофе и еда вкусными, молодежь танцевала рок и пила до полуночи, поздно вставала и перебиралась на пляж большими жизнерадостными компаниями. Лев приехал, а точнее пришел, не один, а с брюнеткой Тамарой практически без предупреждения, Неля рассердилась на его бесцеремонность, но потом простила шалопая. Паре обустроили место на полу, одолжив матрас у соседей. Тамара криво сложила губки и шептала Леве что-то обидное. А делать-то что? Комната одна, постелей лишних нет, а раскладушки надо было одолжить заранее. Маринке на следующий день поручили отвести парочку на ближний пляж на реке, что она с гордостью и выполнила. Золотой песок и кочки с осокой выглядели вполне симпатично, река, конечно, не море, зато вода теплая. Но опять случился казус: пока Лева любезничал с девушкой, Марина пошла купаться, чтобы продемонстрировать дяде, как она держится на воде. В это время сзади прошел военный катер, и волна от него захлестнула ребенка. Девочка захлебывалась, испугалась до ужаса и уже стала прощаться с жизнью, а Лев смеялся на берегу и тыкал в нее пальцем.