Моргни – и умрёшь
Шрифт:
– Я же тебе писала, ты что, не получал мои открытки?
– Получал, – ответил Клэнси, потом поразмыслил несколько секунд. – А почему ты их печатала на машинке?
– Я не хотела, чтобы кто-то опознал мой почерк, – объяснила Руби.
– А почему ты подписывалась «тетушка Мейбл»? – спросил он.
– Я пыталась сохранить инкогнито.
– Знаешь, у моей мамы возникли кое-какие вопросы на этот счет.
– А зачем ей понадобилось читать адресованные тебе открытки? – не поняла Руби.
– Люди иногда читают
– Ну и что она хотела бы знать? – поинтересовалась Руби.
– Например, почему эта тетушка Мейбл, о существовании которой она даже не знала, рекомендует носить носки с подогревом? Я имею в виду – если ты собиралась писать зашифрованные письма, то почему не использовать обычный шифр?
– Потому что, если я напишу открытку шифром, она действительно будет выглядеть подозрительно. А так должно было показаться, что я просто пишу о самых обычных вещах.
– С каких это пор для тетушки, которая даже не существует, считается обычным советовать мне носить носки с подогревом?
– Ну ладно, ты прав, я слишком уж вжилась в образ, но, может быть, вернемся к тому, о чем мы говорили?
– А о чем мы говорили?
– Я выходила на связь с тобой.
– Но ты ничего мне не рассказывала, только писала, будто произошло нечто, но это слишком сложно объяснить в письменном виде.
– Ну, так оно и было.
– В таком случае почему ты не позвонила?
– Это было не так легко, – ответила Руби, откусывая пончик. – Там все постоянно было заперто.
– С каких это пор в Лагере Гениев поддерживаются такие меры безопасности?
– Если хочешь знать, на самом деле это смахивало скорее на исправительно-трудовой лагерь – всем, кого поймали за пределами их учебного здания или за другими занятиями, помимо заучивания математических формул, грозило исключение.
– Серьезно? – изумился Клэнси.
– Чертовски серьезно, – подтвердила Руби. – Я имею в виду, даже для того, чтобы позвонить по телефону-автомату, нужно было спрашивать разрешение – на нем действительно висел зам'oк.
– А когда это тебя останавливали такое дурацкие правила? – хмыкнул Клэнси. – Или замки, если уж на то пошло… К тому же, мне кажется, ты бы не возражала, если бы тебя исключили и ты вернулась домой пораньше.
– Поверь мне, я об этом думала, но, понимаешь, мне было жалко папу с мамой. По какой-то причине для них ужасно важно, чтобы их дочь была чокнутым мозговитым гением.
– И ты оставалась там только по этой причине? – не поверил Клэнси. – С каких это пор тебя стали волновать мечты твоих родителей о гениальной дочке? Извини, но я на это не куплюсь.
– Ну ладно, дело не только в этом. У меня были свои причины оставаться там, и одной из них была Розовая
– Ты имеешь в виду Дакоту Лайм?
– Ну да, ее, – кивнула Руби. – Она просто с ума сходила, так ей хотелось победить, у нее едва глаза из орбит не выскакивали – помнишь, как она пыталась покалечить того паренька, Уорда Партиала?
– Да, я читал об этом, – промолвил Клэнси. – Только не говори мне, что она снова это сделала.
Руби опять кивнула.
– Только на сей раз еще хуже. Бедный Партиал был просто на грани срыва. Понимаешь, он просто нормальный тихий заучка, и вдобавок ему всего одиннадцать лет. Он не мог выдержать такого давления.
Клэнси мотнул головой.
– И что случилось?
– Расскажу как-нибудь в другой раз, сейчас просто скажу, что я все разрулила.
– Знаешь, что? – спросил Клэнси.
– Что? – поинтересовалась Руби.
– Ты очень добрая.
Руби отхлебнула большой глоток чая.
– Ну, я же не могла его бросить, верно? Не могла позволить ей взять и сделать из него отбивную после того, как я сбегу в Твинфорд… А знаешь, этот имбирный чай не так уж плох.
– Что плохо – так это та лапша, которую ты мне вешаешь на уши, – фыркнул Клэнси. – Может быть, перестанешь рассказывать мне байки и признаешься, почему ты на самом деле уехала из города?
Клэнси хорошо умел чувствовать, когда кто-то молол чушь, и он знал, что здесь есть еще что-то, помимо небольших математических каникул, о которых рассказывала ему Руби. С каких это пор для нее, самой талантливой ученицы в Твинфордской средней школе, было так уж необходимо на четыре недели уезжать в лагерь для интенсивного изучения математики и прочих дисциплин?
Руби посмотрела ему прямо в глаза, потом взяла из раздаточного аппарата салфетку и тщательно вытерла руки.
– Обещаешь не психовать?
– А с чего я должен психовать? – отозвался Клэнси.
– Ну ладно, – произнесла она, – если ты так сильно хочешь знать, я тебе скажу.
Клэнси ждал.
– Это все из-за Хитча. Это он настаивал на том, что мне нужно уехать, это ему пришла в голову идея этого дурацкого лагеря, и он хотел, чтобы я там торчала до упора, – сообщила Руби.
Клэнси смотрел на нее с недоумением.
– Хитч заинтересован в твоем математическом обучении?
– Хитч заинтересован в том, чтобы я оставалась в живых, – ответила Руби, – и я в некотором смысле тоже в этом заинтересована. Этот дурацкий лагерь был просто способом убрать меня подальше от Твинфорда, пока сам Хитч разбирается с ситуацией и делает все, чтобы дома снова стало безопасно.
– С какой ситуацией он мог разбираться?
– С ситуацией, которая касается того, кто хочет моей смерти.
Клэнси выронил свой пончик, и тот плюхнулся в его кружку с чаем.