Морские глубины. 2. Песнь бездны

Хамм Эмма

— Туз, мне пора. — Улыбка сменилась возмущением, и она переключила внимание на стекло у себя на глазу. — Нет, я не бросаю тебя «в самый неподходящий момент». План отвратительный. Поговорим, когда придумаешь что-нибудь получше.

Она махнула пальцем по проекции, а потом снова широко улыбнулась Дайосу:

— Извини. Покой нам только снится, сам знаешь.

— Я не знаком с таким выражением. — Он подтолкнул к ней устрицы. — Принес тебе.

— Я заметила. — Аня сползла со стула и уселась на полу, как часто делала

с самого первого дня здесь. Сложив хвосты под собой, она взяла ракушки. — Мне их надо съесть?

— Их можно есть. Сырыми они вкуснее всего.

Она наморщила нос, и его напугало собственное умиление. Грудь распирало от нежности почти до боли. К сожалению, Арджес оказался прав. Она залезла ему в душу, просто оставаясь собой.

Ему бы и в голову не пришло, что ахромо может обращаться с ним как с полноценной личностью. Но, вероятно, Аня просто была непохожа на других ахромо. Да, дело наверняка именно в этом.

Незаметно для себя Дайос улыбнулся, глядя на нее, и она тут же ткнула в его направлении пальцем:

— Улыбаешься.

— Я даже не знаю, что это такое.

— Ты знаешь, что такое улыбка. — К морщинкам на носу добавились две черточки между ее глазами. Это значило, что она огорчилась. — Ты мне улыбался, а теперь перестал.

Он честно попытался изобразить нечто похожее, но даже ему было понятно, что его оскаленные зубы больше походили на гримасу, чем на улыбку.

Аня покачала головой:

— Нет, не то. У тебя паутинки у глаз появляются, когда ты улыбаешься.

— Хочешь сказать, у меня морщины?

— Да. — Она широко улыбнулась, и на этот раз он не смог не ответить ей тем же.

Она смотрела на него с этим дурацким выражением, и он чувствовал, что смотрит так же. Все это было так глупо. Но в то же время ему нравилось, и все его тело дрожало от восторга.

Дайос не мог даже вспомнить, когда он последний раз просто… был. А Аня хотела от него именно этого. Судя по всему, ей нравилось, когда он был самим собой, пусть даже вспыльчивым грубияном. И ее не расстраивало, что на ее вопросы он в основном отвечал хмыканьем.

Непривычно это было. Разговаривать с другими не только о стратегиях и нападениях.

Упершись рукой в пол, Аня придвинулась поближе к нему. На этот раз она не стала сгибать хвосты под собой, а свернула их вместе, оставив эти жуткие кости торчать во все стороны.

— Тебе так удобно? — не удержался он.

Она подняла взгляд от принесенных устриц:

— Что удобно?

Он показал на ее тело.

Аня озадаченно осмотрела себя, но в конце концов до нее дошло.

— А! Ты про мои ноги?

Ноги, точно. Так их Мира всегда называла. Ему сложно было воспринимать их как что-то, кроме хвостов. Но это были не хвосты. Он точно знал.

Нахмурившись, Дайос кивнул и ткнул пальцем одну из острых костей.

— С

виду непохоже, чтобы они могли так гнуться.

— Все с ними в порядке, — со смешком ответила она, кладя устрицы себе на колени. Ткань на ее ногах тут же потемнела от холодной воды. — Иногда забываю, что мы с тобой такие разные. Я, наверное, странно выгляжу для тебя.

— Весьма уродливо.

От такой честности она запрокинула голову назад и так расхохоталась, что стала пунцовая.

Он не собирался так грубо выражаться. Она не была настолько уродливой, чтобы ему не хотелось на нее смотреть, но в то же время… она не была изящной, прекрасной самкой, рассекающей воду плавниками и длинным хвостом. Она была ахромо.

К этому сложно было привыкнуть.

Аня прекратила смеяться и стала утирать слезы, стекающие по щекам. Дайос почувствовал себя немного виноватым — он не ожидал, что она расплачется. Честность всегда была его сильнейшим оружием.

Но сейчас он вдруг понял, каким оно может быть опасным.

Схватив Аню за локоть, Дайос осторожно убрал ее руки от ее лица, чтобы утереть слезы самому. Они оказались на удивление теплыми.

— Прости. Я не хотел тебя расстраивать.

— И не расстроил. — Не переставая улыбаться, она придержала его запястье. — Я иногда плачу от смеха. Это радостные слезы, а не грустные.

А. Ну, по крайней мере, он смог ее коснуться.

Внезапно он понял, что уже не может сосредоточиться ни на чем, кроме мягкости ее кожи. И того, как ее ресницы щекотали ему перепонки между пальцами, когда она моргала. И какими бархатными казались ее губы у самых его когтей.

Осторожно скользнув пальцами по коже, он отпустил ее, хотя ужасно не хотелось отводить руку.

Не отрывая взгляда от ее лица, Дайос медленно слизнул ее слезы с кончиков пальцев. Аня следила за каждым его движением, и ему казалось, что даже ее грудь перестала вздыматься. Она просто смотрела на его пальцы сквозь полуопущенные веки.

— Ты на вкус как море, — хрипло сказал он. — Это мой любимый вкус.

Она сглотнула. Было неясно, страх появился в ее глазах или что-то иное. Как он ни старался, ему сложно было понимать ахромо. Она удивляла его чаще, чем он готов был признаться.

Взгляд девушки упал на устрицы у нее на коленях, а когда она заговорила, ее голос снова звучал так низко, что вызывало у него болезненную эрекцию.

— А почему устрицы? Просто для еды?

Нет, не просто для еды, хотя теперь он начинал думать, что ей вообще не стоит их есть. Устрицы были вкуснейшими деликатесами, и, глядя на них, нос морщить не полагалось.

Дайос со вздохом протянул руку и сорвал одну устрицу со связки.

— Не просто для еды.

Поставив устрицу перпендикулярно металлическому полу, он воткнул в нее коготь. Аня поспешно придержала устрицу, чтобы та не шаталась.