Морские глубины. 2. Песнь бездны

Хамм Эмма

Ее талия была такая хрупкая на ощупь, особенно сейчас, когда девушка выгнулась. Острая кость бедра вжималась ему в ладонь с каждым движением.

Придержав девушку чуть крепче, Дайос прижал ее голову к своему раненому плечу, чтобы она упиралась в него, пока он отпустил на волю инстинкты.

Дайос наблюдал за выражением ее лица, за губами, приоткрывшимися, когда она следила, как его перепончатая рука спускается к ее животу. Ее мягкость лишь напоминала о том, какая она нежная и как легко ее ранить.

Но Дайос хотел не этого. Только не сейчас, когда с ее губ срывались короткие,

задыхающиеся вздохи. Это были хорошие звуки. Они ему тоже нравились. Но он хотел, чтобы она стонала.

Он и сам не сдержал легкого стона, когда два его члена вырвались на свободу. Он не мог больше удерживать их за чешуей, когда она была… вот такая.

Одеяло упало в сторону, его рука двинулась вверх по ее телу, и он почувствовал ее еще больше. Хрупкие ребра поднимались и опускались с неровным дыханием, которым она пыталась успокоить себя. Ее кожа так легко проминалась под его мозолистыми пальцами. Ее полная грудь идеально легла в его ладонь, когда он наконец накрыл ее рукой и сжал — может, даже слишком крепко.

Вот оно. Вот он, этот стон, который заставил его бедра податься вперед и вжать оба члена в холодный металл. Он хотел почувствовать ее вокруг себя. А она выгнулась ему навстречу, обхватив его за шею одной рукой и притягивая ближе к себе.

Он провел кончиками зубов по ее горлу. Его большой палец нашел верхушку ее груди и нежно коснулся, вынуждая ее извиваться в его хватке.

Им обоим была нужна разрядка, и он мог подарить ее им обоим. Двигая бедрами, он жарко выдохнул ей в шею, зная, что она чувствует его горячее дыхание на своем горле. Еще один стон, на этот раз умоляющий.

Нажав на ее сосок чуть сильнее, он получил такой же стон. Она вцепилась пальцами ему в волосы, и безумие заставило его начать двигать рукой.

Широко растопырив пальцы, он запустил ладонь под разделяющую их одежду. Почти отвлекся на мягкость ее кожи, но тут его пальцы нашли что-то теплое и мокрое. Влажную плоть, от прикосновения к которой она издала протяжный вздох.

У него были когти. Он не знал, что ей нравится, но чувствовал ее мягкость и знал, что она там нежна.

Она так выгнулась, что ему было несложно устроить ее на своей ладони. Когда он складывал пальцы вместе, как сейчас, из сложенных перепонок получалась ребристая поверхность. Еще один довольный вздох сказал ему, что ей нравится, как он ее касается. Нравится, когда он медленно проводит пальцами по ее пылающему нутру.

— Калон, — прорычал он, так низко и глубоко, что она точно могла его слышать. — Двигай бедрами, маленькая. Я хочу, чтобы ты воспользовалась моей рукой.

Вырвавшийся у нее всхлип был совсем новым звуком. От него оба его члена толкнулись в пол, и, проклятье, он вполне мог не сдержаться и кончить прямо так. От ощущения нежной кожи на пальцах, от того, как она изгибалась, подобно волне. Неукротимой, изящной волне, ласкающей его пальцы.

Великолепное зрелище.

Тихие стоны и всхлипы дрожали у нее в горле. Он посмотрел на ее отражение в зеркале — ее голова была откинута на его поврежденное плечо, одна рука держалась за его шею. Прикусив губу, она отчаянно терлась о его пальцы и, черт возьми, была абсолютно идеальна.

Он

никогда не встречал существа прекраснее, да и вида более чудесного не помнил, когда наклонился и лизнул ее шею.

— Не открывай глаза, — прорычал он ей на ухо, и она вздрогнула от его тона. — Просто ощущай.

Ему до боли хотелось оказаться внутри нее. Но прямо сейчас гораздо больше ему хотелось, чтобы она продолжала ублажать себя об его руку, и, рыча ей на ухо, он знал, что она уже на краю.

Красные пятна на ее щеках вспыхнули еще ярче, и ритм внезапно изменился. Дыхание стало тяжелее, а потом она и вовсе задержала его, двигаясь чуть быстрее, чуть настойчивее.

И он пристально наблюдал за тем, как она кончила ему на руку с долгим, протяжным стоном, от которого он чуть не умер.

— Прекрасно, — сказал он. — Ты такая красивая, когда кончаешь, калон.

И тут запищали приборные панели, и громкий визг вонзился ему в уши ровно в тот момент, когда она застонала снова, и оба его члена болезненно заныли, и что-то внутри него начало набухать. Ему было нужно еще несколько минут. Еще несколько секунд, чтобы забыться друг в друге, чтобы не думать о том, что ему не стоило это делать.

Но громкие звуки и мигающий красный свет, как правило, были предупреждением. И он знал, что она их не слышит.

— Аня, — сказал Дайос, убирая руку и хватая ее за подбородок, чтобы заставить посмотреть на приборы. — Что-то не так.

Ей потребовалось несколько секунд. Ее дыхание было таким рваным, что он испугался, что и с ней тоже что-то не так. Но наконец она кивнула и кинулась к пультам. Одеяло окончательно свалилось на пол, а Дайос опустился поглубже в воду, чтобы она не заметила, что с ним сделала. По крайней мере не сейчас.

Матерясь, она ударила по нескольким кнопкам на пульте, и дверь слева от них закрылась. И тут он услышал. Треск. Шум воды, врывающейся в коридор и дальше, в комнату, где она обычно спала.

Грохот встряхнул станцию с такой силой, словно она сдвинулась с места. Вода вокруг взметнулась, чуть не вытолкнув Дайоса в комнату, и поднялась Ане до самых бедер. Дайос остался на месте, и они оба замерли, слушая, как застонало здание. Звук был глубокий и болезненный — Дайос был уверен, что даже Аня его услышала.

Они уставились друг на друга молча, уверенные, что все строение вот-вот обвалится.

ГЛАВА 20

АНЯ

Упершись руками в панель, Аня начала молиться. Она не делала этого уже много лет, но прямо сейчас ей хотелось, чтобы за ней присмотрел кто-то свыше, — на случай, если все это здание взорвется. По крайней мере, тогда она погибнет быстро. Даже как-то слишком просто. Все ее тело превратится в кровавое облако, и никто никогда не узнает об этом. Ее отец не знал, где она. Никто в Альфе не знал.