Морские глубины. 2. Песнь бездны

Хамм Эмма

Он заботился о ней. Несмотря ни на что.

Поэтому она чуть сильнее сжала его подбородок и перевела все его внимание на себя.

— Хочу умереть без сожалений. — Она отпустила эти слова на свободу.

Произнесенные вслух, они звучали еще правдивее, чем когда они были в ее голове.

Глубоко вдохнув, она наклонилась ближе, дав ему время отстраниться. Когда между их губами остались миллиметры, она увидела, как все его тело вспыхнуло от удивления, и прошептала:

— Меньше всего я хочу о чем-то сожалеть с тобой.

Наклонившись вперед, Аня поцеловала

его со всем диким и неудержимым желанием, пылавшим в ней.

Для него. Для него одного.

ГЛАВА 21

ДАЙОС

Дайос раньше видел, как целуются Мира и Арджес. Он даже спрашивал Макетеса, что они делают, потому что выглядело это отвратительно. Рты были нужны для того, чтобы есть, и точка. Тошно было смотреть, как они слипаются. К тому же Дайос считал, что они рисковали почем зря, делая это в воде, поскольку Мира не могла дышать самостоятельно.

Поэтому он был убежден, что поцелуи, разумеется, это чисто человеческая забава, и он в подобном участвовать никогда не будет.

Но как только их с Аней губы соприкоснулись, что-то внутри него надломилось.

Словно он только и ждал момента, когда почувствует ее мягкие губы. Их прикосновение выпустило на свободу демона в его груди, которого он с трудом сдерживал все это время.

Дайос схватил Аню и, раздирая когтями ткань ее одежды, не обращал внимания на падающие на пол лоскуты, потому что она вдруг снова оказалась прижата к нему всем телом. Он слышал тихий короткий стон, отдавшийся в ее горле, чувствовал, как она выгнулась ему навстречу.

Ее ладони уперлись в его грудь, такие маленькие, что он даже не почувствовал бы, реши Аня его оттолкнуть. Ее язык скользнул по его рту, и она обхватила его нижнюю губу своими, и внезапно все его мысли обратились к тому, что еще она может так обхватить. Но это неправильно. В его народе брачные игры не проходили так мягко — да и спаривание тоже.

И все равно он наслаждался нежностью, разливающейся по всему телу. Аня обхватила его руками за шею и притянула к себе. Его когти вздрогнули у нее за спиной.

Она не царапала его. Не раздирала чешую. Не боролась с ним, как это делали в его народе, и он не мог понять, хороший это знак или плохой. Он завис в тумане похоти и страсти, и ему казалось, что, может быть, он все делает не так.

Но когда он решил сказать ей об этом, ее язык скользнул ему в рот. Дайоса переполняли эмоции. Сладкий аромат, исходивший от Ани, напомнил ему о доме. Она была словно конфета, которую хотелось облизать, чтобы запечатлеть ее вкус в памяти.

Глухо застонав, он притянул ее к себе еще ближе. Слишком крепко? Может быть. Но Аня сказала бы ему, если бы он сделал что-то не так. Было так просто пойти на поводу у инстинкта

и утонуть в ней.

Ее крохотные ноготки впились в его затылок и провели вниз по мускулам шеи. Его ответный стон смешался с ее прерывистым дыханием, и все жабры раскрылись в полную силу. Они трепетали с такой силой, что он почти чувствовал их дуновение, и тело требовало овладеть ею, взять ее, трахнуть ее.

Аня заметила. По тому, как она тихо ахнула и отстранилась, он понял, что она даже не догадывалась, почему его оборки так трепещут ради нее. Но то, как она смотрела на него… ему нравилось. Ему нравилось, когда она смотрела на него без страха, без сомнения, даже без отвращения, хотя только этого он от нее и ожидал.

А она вместо этого смотрела на то, как тянутся его жабры, и на разницу между ними и мягко улыбалась.

— Знаешь, они такие красивые.

Дайос тряхнул головой, сам не зная, отрицает ли он, что в нем есть что-то красивое, или негодует, что она отстранилась от него.

Ее губы припухли и стали красными, как его чешуя. Он не мог перестать смотреть на эти губы и на эту женщину, которая так его удивила. Ведь он не ждал от нее ничего, кроме неуверенности. Хотя она однажды позволила ему коснуться себя. Это воспоминание было так четко запечатлено в его памяти, что он никогда не смог бы его забыть.

Аня глубоко вздохнула, окидывая его взглядом и опять возвращаясь взглядом к его губам.

Она опять хотела его поцеловать.

Сжимая когтями ткань у нее на спине, Дайос назвал себе тысячу причин не притягивать ее снова. Она была слишком хрупкой. Он даже не знал, нужно ли ахромо отдыхать после… поцелуев. Он не знал, могут ли его ласки навредить ей. Надо было задать Арджесу куда больше вопросов, когда тот предлагал свои советы. Вместо этого Дайос был вынужден позволить ей вести.

Такое поведение было недостойно воина. Зато достойно хорошего партнера. Осознание этой разницы резко охладило его страсть и заставило его замереть. Он всегда был воином, а не любовником. Уж точно не партнером. Он не знал, как быть кем-то еще.

Она обвела пальцем его губы — такой хрупкий маленький пальчик легко оторвался бы от одного щелчка его острых зубов.

— Спасибо тебе, — прошептала она, когда он не ответил на ее предыдущие слова. — Я не хотела умирать, не узнав, каково это.

Он чуть прихватил ее палец, а потом заставил себя отпустить ее. Очень медленно убрав руку с ее тела, он подтолкнул линзу дроида ей на глаз, чтобы она услышала его слова.

— Ты не умрешь, калон.

— Почему ты постоянно меня так зовешь? Это не мое имя.

— Я знаю, что это не твое имя. — Он изобразил жесты, которыми она наградила его. — Меня тоже зовут не «большой мужчина».

Она цокнула языком, но тут же осеклась, содрогнувшись от холода.

— Это имя, которое дала тебе я.

— А «калон» — это имя, которое тебе дал я. — Дайос поднял костюм с пола и протянул его девушке. — Ты окоченеешь, если не наденешь его.

— Но что оно значит? — Она все же взяла у него костюм. По крайней мере, хотя бы следовала указаниям. — Ты-то знаешь, как я тебя назвала.