Морские короли. Перекрестки
Шрифт:
На материке за эти деньги можно было бы заказать целый гардероб. Два раза.
Ладно, деньги были,
И Алаис безумно хотелось хоть чем-то себя порадовать за все беды и невзгоды этой жизни. Хорошо другим попаданцам - они жили. А она выживала, стараясь не сделать лишнего шага. Бежала, пряталась, и опять выживала.
А так хотелось просто жить.
Выйти на улицу в новом платье, почувствовать на себе восхищенные мужские взгляды... черт возьми!
А хочется побыть в миру, попировать на пиру. Затеять
*- Ю. Ряшенцев. Песня кармелиток из к/ф 'Три мушкетера', прим. авт.
Ладно. С любовной игрой - перебор, но все остальное-то можно?
И хочется!
Алаис непроизвольным жестом опустила ладонь на живот.
Там растет ее ребенок.
Так странно, так необычно. В той жизни она уже смирилась, что детей у нее не будет. В этой жизни... она все равно не представляет, что делать с детьми, но не убивать же малыша? Можно вытравить плод, Алаис об этом знает, но ребенок-то не виноват в том, что у него папа - сволочь! И любить его Алаис будет за двоих. Уже любит.
Договорились, что за платьями Алаис придет через пять дней. Сама, лично.
Женщина оставила задаток, и отправилась дальше. По дороге купила пирожок с рыбой, слопала в одну секунду, облизала пальцы - и купила еще три штуки. Вкуснотища...
Надо уезжать с Маритани. Иначе при такой кормежке она после родов втрое увеличится!
Пойти в порт?
Присмотреть себе корабль, договориться об отъезде дней через пять-шесть, как раз платья заберет? Можно...
И женщина повернула к порту.
Не дошла.
Видимо, где-то она сбилась, или неправильно поняла объяснения, потому что угодила на рабский рынок. И замерла в ужасе.
Одно дело - читать или смотреть кино. Другое...
Когда видишь это своими глазами - становится страшно и жутко. И кричать хочется.
Люди же!
Люди!!! Да что ж вы с собой делаете!?
Когда-то женщина с ужасом читала о невольничьих кораблях. В трюме устанавливались решетки, и люди ложились на них, как ложки в коробке. Два метра в длину, полметра в ширину и полметра в высоту. Ни повернуться, ни шевельнуться, ни-че-го! Все дела под себя, на голову ниже лежащему. Затхлый воздух, плохая вода и еда... часто довозили живых вперемешку с мертвыми. А воняли корабли работорговцев так, что их отличали за километр.
О невольничьих рынках читать тоже доводилось. Но видеть вживую... это было намного страшнее.
Небольшая круглая площадь была уставлена помостами в несколько рядов. Между помостами ходили люди. Приглядывались к товару.
И на помостах стояли люди.
Товар.
Мужчины и женщины, в одних набедренных повязках, молодые и средних лет. Хорошо хоть детей не было, иначе Алаис бы не справилась с удушливой волной гнева, которая ее захлестнула. А так - накатило и схлынуло, оставив по себе память в виде жестокой
Люди.
Все в кожаных ошейниках-полосках, все прикованы цепями, у каждого на шее табличка.
Алаис пригляделась.
Ближе всего к ней оказалась девушка лет семнадцати.
'Девственна. Умеет готовить, ходить за скотиной. Хорошо шьет.'
Мужчина рядом с ней...
'Сильный. Хороший пастух и конюх. Покорный'.
'Ученый и лекарь. Ест мало.'
'Винодел. Плохо видит.'
Хотелось рухнуть на колени и взвыть в голос.
Люди же...
И вот эти выражения лиц, глаза... боги! Глаза!
У тех, кто стоит на помостах - покорное у тех, кто ходит внизу - жадное, приценивающееся.
Вот какая-то тетка с лицом бордель-маман щупает девушку на помосте, хватает за грудь, за живот, требует показать зубы.
Рядом мужчина средних лет приценивается к молодому парню, но уже иначе. Рассматривает мышцы, требует поднять что-нибудь тяжелое...
– Прикажи ей повернуться, я осмотрю задницу. У меня клиенты любят по-разному...
– Гляди, каков гигант! Долго прослужит!
Алаис шагнула назад - и резко согнулась вдвое.
Комок все-таки не удержался внутри. Женщину рвало долго и мучительно. По счастью, рядом с работорговческой площадью домов не ставили, а угол склада послужил неплохим прикрытием.
Наконец Алаис сплюнула на землю остатки желчи, и сделала пару шагов вперед.
Надо бы найти хоть кого - и спросить дорогу. Но... даже дотронуться до продавцов или покупателей она не могла. Было так мерзко, что она боялась не сдержаться.
Токсикоз?
Или простое человеческое отвращение?
– Да пошла ты в ... и ... старая ... по... к...!!!
Звонкий мальчишеский голос так изобретательно ругался, что Алаис невольно встрепенулась. Сделала шаг вперед, второй, третий...
На помосте стоял мальчишка лет пятнадцати.
Тощий, весь в синяках и ссадинах, серые глаза горят злым огнем из-под русой челки, ребра видно напросвет, но...
Никто из рабов не решался спорить с судьбой.
Они уже сломлены. Уже забиты. Уже превращены в домашнюю скотину.
А вот мальчишка считает, что лучше умереть. И, кажется, этот момент близко.
Одного взгляда Алаис хватило с лихвой. И на мальчишку, и на стоящую перед ним толстую тетку с водянисто-голубыми, блеклыми какими-то глазами, и на надсмотрщика, который занес кнут...
– Стойте!
Голос она натренировала. По крайней мере, на нее обернулись. И продавец, и тетка в жутковатом красном платье с черными кружевами, которое смотрелось на ней, как комбинация на хрюшке, и надсмотрщик, и даже сам мальчишка.
Алаис выпрямилась. Черт возьми, в этом мире она - герцогиня Карнавон! И если назовет свой титул, эти твари обязаны будут склониться перед ней.