Морской князь
Шрифт:
– Да он шутит так! – Корней толкнул в бок замершего в остолбенении от слов князя Бортя.
Действительно, насчет дромона это была шутка, чего не скажешь о двадцати ткачах с их двухрамными станками.
В конце этого долгого, наполненного напряженным ожиданием дня к Дарнику снова пожаловал мирарх, на этот раз без Самуила.
– Мы хорошо подумали и пришли к выводу, что твоя идея не так уж плоха. Осталось в этом убедить только херсонесского стратига и константинопольский сенат. Что еще ты хотел сказать по припасам моей миры? И вообще, что еще?
Вместо ответа князь протянул ему пергаментный свиток, где он расписал, что и сколько ему нужно и на что он готов потратить задаток
– А почему именно ромейские ткачи и их станки?
– Потому что на них ткачество в два с половиной раза быстрее, чем на наших однорамных станках.
– Но ведь можно еще изготовлением пергамента и войлока там заняться.
– Все верно, но в этом нам помощь от ромеев уже не понадобится, – ответил князь.
На следующее утро дромон снялся с якоря и поплыл на юг, следом за ним на восток в хазарский Калач на Танаисе двинулась бирема Карикоса, увозя с собой Самуила.
9
Весть о странном походе быстро облетела весь дарникский лагерь и прилегающие городища. Сперва это восприняли как некую шутку-небылицу, мол, кто идет воевать на врага, чтобы потом обеспечить его постоянным доходом, потом стали говорить, что князь Дарник собирается захватить как можно больше пленных и заставить их на себя работать, чтобы сказочно от этого обогатиться, а кончилось дело тем, что пошел слух о необходимости всего лишь охранной службы по содержанию пленников-рабов и по перевозке товаров с Итиля до Новолипова и Таврики, и все это за очень хорошую плату, и что если сейчас на это не согласиться, то после придется кусать локти с досады, когда князь найдет себе других охранников. О том, что сначала нужно разбить кутигуров, как-то совсем не думалось, тем более что общим достоянием стали слова Дарника о кутигурских стрелах с костяными наконечниками и их каменных булавах.
Прибытие большого обоза с припасами из Новолипова только еще сильнее возбудило общее волнение. В поход рвалась уже не только молодежь, а даже седовласые отцы семейств: если не в строй, то хотя бы возницей на повозке.
Корней насмешничал:
– Зря ты каждому ополченцу пообещал от похода новый дом, все уже замечтали о целых стадах и табунах, серебряных блюдах и шелковых платьях.
Тридцать больших четырехконных повозок были нагружены зерном, оружием, доспехами, одеждой, сапогами, палатками, камнеметами и походными котлами. Возглавлял обоз сотский Зыряй, ставший теперь по старшинству наместником Новолипова. Ему не терпелось доложить князю обо всем, что произошло со столицей за истекший год, и получить указания, как быть дальше.
– Ты все делал правильно, – успокоил князь после доклада Зыряя и, построив все войско, присвоил ему разряд хорунжего с правом выставлять над своим домом и шатром собственное знамя.
Нечего и говорить, каким счастливым носился с этой минуты по Биреме новоиспеченный хорунжий. Насчет Смуги у него тоже не возникало сомнений: разумеется, только в Новолипов и в княжеские хоромы, а он при княжиче будет верным тиуном-воеводой. Рыбья Кровь попробовал возражать: слишком близко Новолипов находится от ромейского Ургана и устья Дона-Танаиса, откуда всегда можно ожидать нападения хазарских судов, не лучше ли перенести столицу сюда, в Бирему. Но Борть с Корнеем поддержали Зыряя:
– В Новолипове прямая речная дорога с Липовым. Да и близость ненадежных соседей будет только способствовать воинской готовности.
И князю пришлось согласиться с воеводами.
С собой Зыряй расчетливо захватил из Новолипова золотых дел мастера, который в два дня изготовил
Насчет похода Зыряй заверил князя, что Новолипов сможет выставить две сотни ополченцев и бойников со всеми полагающими им повозками, колесницами и катафрактами. С той же целью во все прежние крепости и городища княжества Корнеем были направлены десятки гонцов с требованием присылать в Бирему если и не полностью оснащенные ватаги и сотни, то хотя бы коней, повозки, зерно, наконечники для стрел и сулиц. А в Липов была выпущена еще пара голубей с посланием-призывом: «Князь собирает войско в Турусе». Туруса была самым восточным владением Дарника: пограничная крепость рядом с хазарским Калачом. Именно здесь, в Калаче, словен с ромеями должен был через месяц-полтора дожидаться Самуил.
Вместе с обозом в Бирему перебралось из Смоли семейство манушей. Среди собирающегося в поход воинства для них сразу наступила урожайная пора – всем хотелось узнать свою ближайшую судьбу. Гадание Суниты в общем-то было благосклонным: каждому второму ополченцу и бойнику она предсказывала великую славу и богатство. Как узнал Корней, некоторые гадали и на князя, которому тоже обещана была Сунитой слава и богатство, но с одной поправкой: назад в Бирему Дарнику не суждено будет вернуться.
– Ну и отлично, – отмахнулся князь. – Это место связано у меня не с самыми приятными воспоминаниями.
Не меньше ходило всевозможных разговоров и о подаренной ромеями книге. Если бы Дарник разрешил ее прочитать десятку грамотеев, а те пересказали ее содержание всей Биреме, слухов наверняка бы поубавилось. Но князь не выпускал книгу из шатра, дозволив, кроме княжичей, познакомиться с ней еще Бортю, Зыряю и Сигиберду, вернее, им вслух книгу прочитали княжичи, сразу переводя ее на словенский язык. Корней, который прочел «Жизнеописание» еще на дромоне, настойчиво советовал:
– Ну давай перепишем ее на словенский язык, надиктуем пару десятков копий и отправим в подарок каждому нашему князю. Это настолько сделает тебя несокрушимым, что уже никто против и пикнуть не посмеет.
– Все верно говоришь, – ответил хорунжему Рыбья Кровь, – только мне этого не хочется. Книжная слава ограничена только тем, что в ней написано, ни на вершок больше. Устная слава и поцветистее и поживей и нравится мне гораздо больше.
Выделенный Бортем тиун-управляющий оказался большим докой в хозяйственных делах, и Дарник смог полностью переключиться на военные приготовления. Его главным помощником в этом стал Ратай, едва ли не ежедневно озадачивая князя новыми придумками. Так, оценив грозный вид прибывших крепостных повозок, он предложил сделать их намертво закрепленные дощатые стены съемными, чтобы при образовании крепостного круга внутренняя стенка снималась и использовалась отдельно как дополнительная защита: хочешь – рядом с повозкой, хочешь – для защиты коновязей, хочешь – для перемещения по ратному полю.
Последнее заинтересовало князя:
– Как именно все это будет?
– Два ополченца просто несут эту стенку перед собой, ставят на штакетины-опоры, потом снова несут вперед или назад, а два лучника из бойниц стреляют.
– А два ополченца будут только носильщиками?
– При полном сближении с противником они достают клевцы и мечи и вместе со всеми рубятся в рукопашной.
Для Дарника это были рассуждения парня, никогда не участвовавшего ни в одном сражении.
– Очень гладко на словах, но, когда рядом все орут и падают мертвые соратники, очень трудно определить, когда нужно что делать.