Морской солдат
Шрифт:
– Макар! – окликнул Потапыч молодого чернявого парнишку, который обслуживал столы.
Никита расположился за большим грубым дубовым столом. Следом появился Макар с сальной свечой и глиняным кувшином, полным медовухи. Приветливо улыбнувшись и поздоровавшись, юноша ловко наполнил чарку кузнеца подогретым хмельным медом и удалился. Никита взял полную чарку и враз отхлебнул до половины. Минут через пять к столу Жарого подошел Потапыч.
– Никита, за светец благодарствую, – без особой радости произнес он. – У меня к тебе еще просьба имеется. Мне б ажурные
– Не сегодня, Потапыч… После обсудим. Ах, да, – кузнец полез за пазуху, достал кресало и положил его на стол перед стариком.
Потапыч, увидев свою потерянную вещицу, растерянно улыбнулся:
– Как?.. Никита, ты где нашел его?.. Я уж обыскался, было думал, посеял с концами… Благодарствую.
Со второго подхода Жарый опустошил чарку, вытер рукавом уста и ответил:
– Лешку благодари. Пропажу твою он сыскал в кузнице нашей.
Вертя в руках кресало, старик сказал:
– Сие ж память от дядьки твоего, Луки Фомича. Энто его изделие.
– Дядьки моего?.. – удивился кузнец. – Хм… То-то я гляжу – рука мастера.
– Да, Лука Фомич был мастером… И человеком был сурьезным, но отзывчивым… Царствие ему небесное, – произнес Потапыч и перекрестился. И тут легкая улыбка его сменилась озабоченным выражением лица. Неторопливо взяв кувшин, он гостеприимно наполнил чарку гостя сладким напитком до краев.
– Сам-то пошто не весел? – поинтересовался Никита, заметив уныние на лице пожилого мужчины. – Чего приключилось-то?
Потапыч понуро присел напротив кузнеца и уперся локтями в стол, подперев лоб. Спустя секунды он поднял голову, грустными глазами нашел в зале Макара, который суетился между столами, обслуживая гостей, и тяжко произнес:
– Макара – старшего сына моего… в рекруты забирают… – Тяжело вздохнул. – А с меньшеньким Гришкой, инвалидом от роду, с хозяйством сим мне не управиться. Да и мамка их… кой уж год хворает тяжко, почитай с постели сама уж совсем не встает. Как я буду без Макара?.. Боязно даже помыслить об энтом.
– Потапыч… ежели чем могу подсобить тебе… ты скажи, – пытался поддержать старика Никита.
Пожилой мужчина посмотрел кузнецу в глаза, тяжело вздохнул и, слегка улыбнувшись, ответил:
– Никита, большой ты человек. И душа твоя большая, добрая. Ты выслушал меня… и на том благодарствую. – После этого он не торопясь встал из-за стола и, немного сутулясь, поковылял к своему прилавку.
Никита какое-то время пристально следил за Макаром, затем уставился на горящую на столе свечу… после чего вновь взялся за медовуху.
Глава 7. Коварные планы
Войдя в дом барина Привольского, сваха Евдокия обратила лик в красный угол, перекрестилась двуперстно на Спасителя.
– Мир дому вашему, Иван Савельич! – негромко возгласила женщина, поклонившись большим обычаем. – Доброго здравия, Матвей Иваныч!
– А… Евдокия, не до тебя нынче, – невесело встретил ее Привольский-старший.
– Что ж так, Иван Савельич? Аль случилось чего? –
– Пошто явилась-то? – грубо поинтересовался молодой барин.
– Пошто явилась… – обиженно повторила женщина. – Поговорить пришла… За тебя, Матвеюшка, да за Ульяну поговорить.
– Говори, коли есть что. – Привольские застыли в ожидании.
Евдокия не торопясь присела на скамью у стола, стянула с головы шерстяной платок, окинула виноватым взглядом барина с баричем и тяжело вздохнула.
– Батюшка, свет мой, Иван Савельич… ты прости меня Бога ради, прости меня бабу глупую… – завыла Евдокия, опуская глаза. – Не мочно мне вразумить Глафиру. Не пойдет Ульяна за Матвея. Люб ей Никита-кузнец, дюже люб… Я женщина, я энто вижу.
– Отец, нынче что, день худых вестей? – завопил барич, затем гневно набросился на женщину: – Ты явилась в наш дом, абы поведать нам про то, что ты глупая баба?.. Быть может, батюшка мой тебе денег мало посулил да блага всякого за сватовство твое лживое? А? Стерва ты старая…
– Прости, Матвеюшка, виноватая я… – напуганная Евдокия, каясь, сползла со скамьи и опустилась на колени.
– Молчи, глупая старуха, молчи, – продолжал возмущаться Матвей. – Не желаю слышать сего. Не ты ли первая сваха в округе? Дело, наказанное тебе, не великое и тебе оно ведомо. Ульяна должна быть моей женою. Слышишь?
– Да как же сие изладить-то, Матвеюшка? – женщина была в растерянности. – Я уж и так, и этак пробовала. Ей кузнец люб, да так люб, что ради него она на все готовая.
Барин молча супился, терпеливо слушал слова Евдокии.
– Лепечешь ты без умолку, да токмо в речах твоих толку нет. Долой с глаз моих! – не сдержался барич. – Убирайся прочь!
– Матвей, постой! – одернул его Привольский-старший и посмотрел на женщину: – Встань!.. Так ты сказываешь, она на все готовая… кузнеца ради?
– Готовая, Иван Савельич, на все готовая, – поднявшись с колен, Евдокия подтвердила сказанное.
– Ну что ж… Добро… – хитро улыбнувшись, произнес барин, и следом твердо добавил: – Будем готовить сватов.
– Отец?.. – Матвей удивленно посмотрел на отца.
– Ежели Ульяне люб сей кузнец, – начал излагать свои размышления барин, – и дабы желает она избавить его от вечных скитаний по каторгам, ей дулжно замуж иттить за тебя, Матвей. А кузнецам лишь всыпем батогов числом заслуженно да отпустим на все четыре… Ульяна же с тобою останется на веки вечные.
– Как энто, отпустим? – возмутился барич.
– Да погодь ты, – осадил его Иван Савельевич. – Сие обсудим опосля.
– Отец, а ежели Ульяна противиться станет? – поинтересовался Матвей.
На вопрос сына барин уверенно ответил:
– Ежели супротив воли нашей пойдет, не видать ей более кузнеца, в Сибири сгинет окаянный.
– Хм… Отец… мудрость твоя стоит похвалы! – Матвею пришлись по душе слова отца.
– Евдокия, – барин строго глянул на сваху, – завтра же поутру явишься к Ульяне и передашь ей: кузнеца, мол, мы не тронем, ежели она за Матвея замуж пойдет… Поняла?