Морской узел
Шрифт:
Теперь он снял эту куртку и положил ее на бочку с солониной, принайтовленную за рулевой рубкой. Собственно говоря, бочек здесь было две: в одной хранилась солонина, а в другой — маринованная требуха, которую команда ела по утрам с кашей.
Волны, протискиваясь через штормовые портики, заливали палубу и откатывались назад, чтобы потом с новой силой захлестнуть ее. Тут же, на палубе находился чан с соленой рыбой, который по возвращении на берег собирались освободить.
Лои стоял по колено в воде и отмывал свои бахилы. Впрочем, он не особенно усердствовал: к приходу в порт ему хотелось быть в чешуе.
Из-за рулевой рубки
Лои хотелось быть похожим на капитана одной промысловой шхуны из Западных фьордов, о котором он слышал много рассказов. Этот удачливейший из рыбаков за всю путину ни разу не мылся и не переодевался, спал в грязной робе и пятнадцать сезонов подряд носил одну и ту же зюйдвестку. Зато нюхательного табаку он изводил больше всех прочих людей.
И хотя про капитана ходила слава первого неряхи во всей флотилии, это не мешало ему считаться отличным рыбаком, а его судну постоянно брать богатые — даже рекордные — уловы.
Каким-то непостижимым образом неопрятность связывалась у Лои с везением на промысле. Ради того, чтобы сделаться удачливым капитаном, он готов был и не на такие жертвы, как не мыться. Стать на одну доску с лучшими из рыбаков можно только приложив немало усилий.
Рубка прикрывает Лои от встречного ветра. Но когда нос судна задирается, ветер берет свое с кормы. Лои словно не замечает волн, перехлестывающих через борт, и продолжает, согнувшись, мыть свои бахилы. У него саднят покрытые трещинами руки. Видимо, «Слейпниру» так и придется тащиться на малом ходу до самого берега, думает он, и вдруг двигатель вовсе умолкает… Лои хочет выпрямиться, но в этот момент корма уходит в глубину, и на палубу обрушивается огромный пенный гребень, который валит его с ног. В рот Лои попадает вода.
Вынырнув, он первым делом беспокоится о бахилах — как бы не потерять их. Он словно парит в воздухе без опоры для рук и ног, его снова захлестывает волной, и он не может продохнуть. Лои болтается кверху ногами. Он, будто слепой, тычется вокруг, пытаясь нащупать что-нибудь в этом подводном мраке, бултыхается — делает все, что обычно делает человек, который очутился в холодной воде, потерял устойчивость, не имеет под рукой, за что ухватиться. Один бахил, кажется, уже снялся. Лои лихорадочно барахтается. В голове мелькает мысль об отце. Неужели вот так люди и тонут? Неужели море хочет взять к себе и его?
Лои всей душой противится этому. Он приходит в ярость и клянется ни за что на свете не позволить проклятому морю одолеть его.
Лои лежит на спине, а судно, похоже, все больше отдаляется от него. Ему уже плевать на бахилы, он думает только о том, за что бы уцепиться. Буксирный трос… Может, удастся нащупать трос и залезть в идущую на буксире шлюпку?..
Он снова отчаянно молотит по воде руками и ногами и вдруг натыкается на что-то круглое и холодное. Это леерное ограждение. Лои висит на леере за кормой судна, его больно бьет коленкой о фальшборт. В ту же секунду чья-то рука бесцеремонно хватает его за волосы, потом Лои берут под мышки
— Ну, парень, ты в рубашке родился. Смотри только никому не рассказывай, пусть это останется между нами. Иди в кубрик и попроси кока высушить твою одежду.
— С Лои все в порядке? — Послышался голос Паульми.
— Да, — ответил Магнус, — он только немножко промок!
Лои обещал Магнусу держать язык за зубами, хотя сам он не понимал, почему это происшествие нужно скрывать.
Магнус стоял рядом с Лои, пока тот снимал бахилы и выливал из них воду. Первый раз у него промокли в бахилах ноги.
Когда Лои соскочил с бочки, его снова настигла волна. Он кое-как обтер брызги с лица.
— Тьфу ты, черт!
И все же первая схватка с владыкой моря — схватка не на живот, а на смерть — окончилась для Лои победой.
Магнус, улыбаясь, помог ему залезть на груду сельди в проходе.
— Теперь беги в кубрик. Только придерживайся за рубку, а то упадешь.
Зажав бахилы под мышкой, Лои дошел до крыла мостика и в замешательстве остановился. В окно рубки его увидел Паульми.
— Ничего себе, малыш! Здорово тебя окатило! — рассмеялся он.
Лои смущенно стоял — промокший до нитки, в одних носках, прижимая к груди бахилы, которыми недавно гордился. Он не знал, чувствовать ли себя виноватым или, наоборот, задрать нос.
Когда Лои предстал в таком виде перед командой, грянул взрыв хохота, на мгновение перекрывший тарахтенье мотора и вой бури. Матросы смеялись, радуясь удачному замету, но повод для смеха им дала комическая фигура, появившаяся на палубе.
Лои опасался возмущения команды, а еще больше — гнева Паульми, который мог отругать его за неосторожность. Но никто ведь не знал, что произошло на самом деле. Все считали, что его просто прихватило волной, а такая оказия, с кем бы она ни приключилась, всегда вызывает веселье.
Так что сердиться следовало как будто ему, Он швырнул оба бахила в люк, ведущий к кубрику, и притворился, будто не слышит ни смеха матросов, ни колкостей, которые они отпускают в его адрес. Бросив взгляд на море, он двинулся в кубрик. Попавшийся навстречу кок помог ему спуститься по трапу.
Несмотря на отсутствие молока, кок был настроен благодушно. Он велел Лои раздеться, дал ему полотенце, а потом попросил у Рудольфа разрешения взять у него в сумке сухое белье.
Кальсоны были намного больше, чем нужно, но Лои это не смущало. Он подтянул их повыше, несколько раз завернул внизу, и получились прекрасные штаны. Труднее было с нижней рубахой, она висела на нем мешком, и тут уж ничего нельзя было поделать. Главное, он переоделся в сухое.
Пока Лои ел, кок выжал его одежду и развесил на веревке над плитой.
— К завтрашнему утру, когда придем на берег, должна высохнуть, — сказал он.
Убрав на палубе снасти и приготовив все к морскому переходу, матросы спустились в кубрик и налегли на еду: за целый день у них не было и крошки во рту.
Поскольку Лои остался без брюк, в чужих подштанниках, команда решила, что эту ночь ему нужно спать там, где теплее — в кубрике.
Правда, все койки тут были заняты, но Рудольф уступил Лои свою — ему скоро заступать на вахту, а до этого он может прилечь на скамье.