Морской волк. 3-я Трилогия
Шрифт:
А у нас тут зрителей полно! И тихо вокруг — немая сцена. И что делать теперь?
И тут снова вступает святой отец. Командует — и все приходит в движение. Быстро и четко — тут же куда-то волокут за ноги жмуров и укатывают мотоцикл, куда делось оружие фрицев, даже я уследить не успел. На брусчатке остаются кровавые следы — отец Серджио хмурится, указывает — тут же откуда-то возникает ведро воды, пара швабр, тряпки, и человек пять бешено трут мостовую. Поп снова говорит что-то командным тоном, указывает рукой улицу налево, все послушно кивают — понятно, объяснить немцам, когда они спохватятся, куда пропал патруль, в каком направлении уехали «подозрительные», преследуемые жандармами. И кричат нам: «Уезжайте, сеньоры, скорее!»
Дальше
Да, если в Риме церковники в таком авторитете — то не завидую я немцам, когда они завтра начнут!
Рим
Немецкий ультиматум был предъявлен двадцатого вечером. Германское командование, в лице группенфюрера Вольфа, весьма обеспокоено, что Его Святейшество Папа в тревожное военное время окружил себя людьми с антигерманскими настроениями. Факт приема этих людей в Палатинскую гвардию расценивается как совершенно недружественный рейху. Потому германское командование настаивает на выдаче евреев, в настоящее время находящихся в рядах папской гвардии. Во избежание подобных случаев в дальнейшем, охрану Святого Престола от возможных беспорядков возьмут на себя части ваффен СС. Завершали текст, после призыва к благоразумию, зловещие слова, что «в случае отказа германское командование предпримет те шаги, какие сочтет нужными».
А вечерний Рим гулял, веселился, праздновал свободу от тирании дуче. Песни, крики, шум — вот еще маленькая группа людей движется по улице, крича во все горло: «Граждане! Проснитесь, Муссолини арестован, смерть Муссолини, долой фашизм!» Окна домов внезапно ярко освещаются, двери распахиваются, и все в крайнем волнении торопятся на улицу, чтобы обняться и обменяться новостями — группы превращаются в толпы ликующего народа, они срывают портреты Муссолини и всю фашистскую символику на улицах и в помещениях, ломают и жгут любое упоминание о диктатуре фашизма. Помещения фашистской партии разгромлены, а на тех, кто сохранил на отвороте пиджака фашистский значок, немедленно набрасываются с криком: «Долой этого клопа!» Однако же никого не бьют до смерти — а отпускают помятым. Никто из видных представителей павшего режима не пострадал в этот вечер и ночь от народного гнева. Рим праздновал и веселился — как умеет гулять лишь Рим. Кто бывал в этом городе, тот поймет.
И все ждали, что будет завтра! Ходили упорные слухи, что король выступит перед народом и подробно скажет о том, какой будет новая жизнь. Но уже было ясно, что там будет больше свободы — уже было объявлено о свободе слова, собраний, из тюрем спешно выпускались коммунисты и прочие левые. Так что Рим веселился — в уверенности, что это лишь начало, что завтра будет лучше, и для Италии завершится наконец эта война.
Тем более что с русскими нам делить нечего — ну, а англичане… А что англичане — их нет нигде поблизости! Наши храбрые парни воюют где-то далеко в Африке, взяв с британцев достаточную плату за позор Триаполитании сорокового года, так что будет хорошим решением вернуть их домой, заодно подписав с Англией достойный мир. И настанет жизнь, как прежде, может быть, и не слишком сытая, как всегда бывает в первые годы мира — но по крайней мере, никого не убьют и не искалечат. Наконец-то мир — и у победившей стороны не будет к нам претензий, ведь сумела же Италия в ту войну разорвать Тройственный Пакт с Германией, ну в этот раз немного затянули…
А на веселую и беззаботную толпу смотрели эсэсовцы с танковой брони. Немецкие танки появились на улицах Рима еще
— Ну, что ты думаешь про все это? — спросил в казарме свежепроизведенный взводный-палатинец, в прошлом — лейтенант королевской армии, участник одиннадцатого сражения у Изонцо и битвы у Капоретто, у своего сержанта, в миру — аналитика крупной торговой компании.
— Ничего хорошего, командир, — ответил тот. — Все это сильно смахивает на пир во время чумы.
— Они не решатся, — произнес лейтенант, — не посмеют. Сколько раз уже нас «предупреждали», и что?
— А что, в те разы немцы выдвигали сюда свои войска? — ответил сержант. — Мой отец рассказывал про какого-то своего друга-еврея, уехавшего в Германию в девятьсот двенадцатом, потому что «это та страна, где к нашему народу относятся лучше, чем где бы то ни было». Теперь же слухи, что «Гитлер решил отправить Церковь вслед за евреями» не стихают, как обычно бывает с пустой болтовней, а растут. Что очень тревожно.
— Немцам приходит конец, — заметил лейтенант. — Русские за год с небольшим прошли от своего Сталинграда на Волге — боже, как это по карте далеко отсюда! — до Одера! И весь вермахт, а заодно наши, французы, румыны, венгры, оказались лишь смазкой для их «парового катка». Мой брат был в России и писал, что творили там немцы. А так как русские не прощают зверств в отношении своих, то думаю, на мир с Гитлером они не пойдут. И такими темпами они будут на Рейне уже к лету.
— Тем более что русская веревка этому бешеному ефрейтору уже обещана, — сказал еще один солдат-палатинец из числа внимательно слушавших разговор. — Разве вы не знаете эту историю? Передавали по Би-Би-Си. Когда русские на Севере устроили бойню немецкому флоту, потопили линкор «Тирпиц», а адмирала Шнивинда во главе колонны пленных провели по улице Мурманска, взбешенный Гитлер объявил всех русских моряков своими личными врагами, которых в плен брать нельзя. И журналист Би-Би-Си сумел на каком-то приеме в Москве у адмирала Головко, командующего их Северным флотом, в присутствии Сталина спросить, что он думает по этому поводу? Так русский адмирал в ответ объявил Гитлера врагом всего русского флота и пообещал после поимки утопить в выгребной яме, «дерьмо к дерьму». На что Сталин поправил, что идея хорошая, но Гитлер — враг всего русского народа, а не только флотских, так что его следует повесить после публичного процесса, чтобы никому впредь не хотелось развязать мировую войну.
— Может, Гитлера и повесят, но это не поможет нам, — мрачно сказал сержант-аналитик. — Похоже, что этот бешеный решил под занавес хлопнуть дверью. Ты же видел русский фильм «Обыкновенный фашизм»?
— Я и «Индиану Джонса» видел, — отозвался лейтенант. — Нашим швейцарским соратникам прислали из Женевы, причем уже переведенный на итальянский. Вот только сейчас нам «Брестскую крепость» лучше вспомнить.
— Так ведь это было! — сказал еще кто-то. — И надпись на камне, двадцатого июля. Они там месяц в окружении держались!
— Так то русские, — сказал лейтенант. — Они этих эсэсовцев сейчас на завтрак кушают, целыми дивизиями. Как только до Волги допустили?
— Брестская крепость, — ответил сержант, — драться они и в начале могли, умения не хватало. После научились, и полетели от немцев клочья. Но даже и простое желание драться — это тоже очень много.
— Да ладно, может, и не будет ничего, — сказал еще кто-то. — Договорятся немцы с Папой. Или нам, как это раньше бывало, «почетная капитуляция», крепость оставляем, и на выход, со знаменами, и на свободу, не в плен.