Моряки. Очерки из жизни морского офицера 1897-1905 гг.

Граф Гаральд Карлович

Адмирал говорил сурово, тяжело, отчеканивая каждое слово. Все это производило самое тяжелое впечатление, и мы ясно поняли, что шутить он не собирается и действительно сумеет настоять на своем. Даже на самых легкомысленных первое знакомство с адмиралом произвело большое впечатление, и нас успокаивало только то, что осталось провести в Корпусе еще только один год. Кроме того, мы считали, что не станут же выгонять из Корпуса, потратив на нас столько времени и средств, почти готовых офицеров. На наше счастье, тогда еще гардемарины не принимали присяги, и, следовательно, наибольшим наказанием могло быть исключение из Корпуса, а в противном случае угрожало бы разжалование в матросы.

После этого каждый день начали сыпаться приказы с новыми строгостями и угрозами. В них резко отчитывались провинившиеся кадеты и гардемарины, и нередко попадало и начальству.

Под этим впечатлением строгости и новшества быстро подошло время экзаменов, и наш выпуск стал старшим. Весной, перед уходом в плавание, состоялся выпускной акт. Акты эти происходили при

очень торжественной обстановке и начинались с приведения к присяге перед корпусным знаменем. Это был серьезный момент в жизни каждого вновь производимого офицера и приобщал его к офицерской касте.

Молодые мичманы являлись на выпуск в парадной форме, первый раз надетой, упоенные своим великолепием. Для большинства этот день был одним из самых счастливых.

После произнесения присяги все шли в столовую, где молодых офицеров ждали родственники. Затем приходило высшее начальство, и директор вызывал по старшинству средних баллов и выдавал свидетельства. Окончивший первым, с круглым средним баллом двенадцать, попадал на мраморную доску. Доски висели в зале, и мы наизусть знали, кто и в каком году кончил первым. При вручении первому свидетельства оркестр играл туш. После него шли остальные и наконец последний, который, как мы говорили, кончал «с союзом», так как в списке окончивших перед его фамилией ставился союз «и». На беднягу обращалось внимание не меньше, чем на первого, но насколько к первому относились с уважением, настолько к последнему – с добродушной насмешливостью. Во всяком случае, он тоже был героем дня.

После окончания церемонии началось общее поздравление и прощание с начальством, а вечером выпускной обед в каком-нибудь ресторане.

Нашему выпуску в этом году предстояло плавать половину кампании на крейсере «Адмирал Корнилов» и половину на баржах, для прохождения курса астрономических наблюдений и береговой съемки. Это был первый случай, что в Отряд Морского корпуса включили более или менее современный корабль, и на нем начальник отряда адмирал Ч. поднял свой флаг.

Моя смена первую половину лета плавала на баржах, и эта часть кампании была очень приятной. Две специальные баржи, довольно хорошо приспособленные для жизни, пришвартовывались к острову Лангекоски у Котки. На нем устраивался парусиновый шатер, в котором расставлялись столы и скамейки. Там часть гардемарин делала астрономические вычисления, а на прилегающих скалах измеряла высоты солнца, луны и звезд в искусственные горизонты, при помощи секстантов. В это время другие, забрав планшеты, рейки, мензулы и провизию, уезжали на шлюпках на какой-нибудь соседний островок производить съемки. Вначале с ними ездил офицер-руководитель, а когда работа наладилась, начали отпускать одних, задав определенный урок.

На баржах жизнь протекала совсем как на даче. В 7 ч. будили, и многие, прямо с коек, бежали на верхнюю палубу и бросались в воду. Выкупавшись, пили чай, и в 8 с половиной начинались занятия. Если погода стояла дождливая, то ни астрономических наблюдений, ни съемки производить было нельзя, и мы могли заниматься, чем хотели. Все очень любили съемку, которая походила на приятный пикник: исполним урок, а затем приготовляем обед, купаемся, собираем ягоды или грибы. Погода чудная. Скромная финляндская природа, с березками, соснами и елями в такие дни кажется приветливой, и мы с удовольствием растягивались на скалах, покрытых мягким серым мхом. Кругом блестела на солнце гладь моря и летали чайки, а над нами возвышался бледно-голубой свод неба, с высоко несущимися белыми перистыми облачками. Так хорошо и спокойно становилось на душе, и приятно было отдохнуть после хождения с рейкой и планшетом!

Вообще, начальство строго требовало только выполнения заданных уроков. По вечерам и в праздники мы могли делать что вздумается: кататься на шлюпках, ловить рыбу, гулять и ездить в город. Однако Котка совершенно не изменилась с того времени, как мы бывали в ней в первую нашу кампанию – то же кафе и тот же ресторан и больше ровно ничего привлекательного. Поешь пирожных, посидишь в ресторане и дальше не знаешь, куда деваться, разве что кто-нибудь засядет за пианино, а другие слушают или танцуют друг с другом. Особенно трудно было найти развлечения по воскресеньям, когда город, и так безжизненный, окончательно вымирал, и тоска брала от одного вида пустынных улиц. Такими скучными могут быть лишь финляндские провинциальные города с их мрачными и замкнутыми жителями.

За нами на баржах присматривали только три офицера. Двое из них были женаты, причем их семьи жили тут же, на дачах, и они каждый вечер ездили к себе. Третий, без семьи, всегда жил с нами. Мы его не любили, так как он проявлял слишком большую любознательность в отношении того, что мы говорим между собою и как в свободные часы проводим время. Для этого прибегал, кроме того, к чисто шпионским приемам. Он подслушивал разговоры незаметно из-за угла, наблюдал за нами и даже прибегал к содействию дневальных. Для чего проявлялось такое усердие – из любви ли к службе или из желания заслужить особое расположение начальства, мы так и не знали.

Впрочем, нас это мало интересовало, а не нравились главным образом «приемы» Б. [46] , и мы принимали «контрмеры». Чувствуя, что он где-нибудь притаился и подслушивает, мы нарочно отпускали по его адресу самые нелестные эпитеты и угрозы, и ему приходилось все выслушивать. Или обманывали дневального, служившего ему

шпионом, рассказывая громко о какой-нибудь якобы предполагавшейся шалости, и когда Б. приготовлялся «налопать» – никого не находил. В таких случаях он затаивал злобу и затем мстил. Этот тип воспитателей, кажется, встречается всюду, но он самый вредный из всех, несмотря на кажущееся усердие. Воспитание молодежи при помощи шпионажа никогда не может дать хороших результатов и внушает ей презрение. Полтора месяца на баржах прошли быстро, и наша смена стала готовиться к переезду на крейсер «Корнилов», прямо в пасть к грозному адмиралу.

46

Вероятно, речь идет о лейтенанте Н.И. Берлинском, который в кампанию 1902 г. находился на описной барже № 1.

Берлинский Николай Иванович (24.05.1873–?), капитан 1-го ранга «за отличную ревностную службу и особые труды, вызванные обстоятельствами войны» (22.03.1915, старшинство в чине с 01.01.1915). Окончил Морской кадетский корпус (1893), Водолазную школу (1899). В заграничном плавании на крейсере «Вестник» (1896–1898). В Морском корпусе – младший (с 01.09.1901), старший (с 18.12.1906) отделенный начальник, ротный командир (04.04.1911–1918). В период службы в МК имел прозвище «Ветчина» («Ветчина с горошком»). Начальник водолазной части и партии (1919–1921), начальник школы рулевых и сигнальщиков Балтийского флота (БФ) (1922), с 1923 – преподаватель Морского политического училища им. тов. Рошаля.

В назначенный день (25 июня 1903 г. – Примеч. ред.), под вечер, на горизонте показались дымки и стали вырисовываться мачты и трубы отряда. Через час он вышел на рейд и встал на якорь. Нам приказали переехать на «Корнилов», а «корниловцам» – на баржи. За короткий промежуток встречи с ними мы успели обменяться впечатлениями о проведенной части кампании. То, что удалось узнать о порядках на «Корнилове», всех испугало. Предстояли неприятности. На «Корнилове» мы быстро устроились, осмотрелись и принялись за занятия и несение вахты.

При этом самым неприятным было исполнять обязанности «вахтенного», которого посылали с докладами к адмиралу, командиру [47] и старшему офицеру [48] . С трепетом, бывало, подходишь к двери в адмиральский салон и слегка стучишь. От волнения иногда не расслышишь ответа и повторяешь стук, тогда раздается сердитый и раздраженный голос адмирала: «Что же вы не входите, сколько раз надо отвечать». Входишь в салон и в первый момент ищешь глазами, где находится адмирал, а он уже грозно и вопросительно осматривает вошедшего своим сверлящим взглядом. Становится совсем жутко, и даже язык начинает заплетаться, и того и гляди вместо: «ваше превосходительство», скажешь: «ваше высокоблагородие», или доложишь так неясно, что адмирал заставит пойти переспросить вахтенного начальника, а тот, конечно, тоже будет недоволен. Вообще, при этих докладах выходило много трагикомических сцен, которые мы потом со смехом вспоминали.

47

Нельсон-Гирст Павел Фомич (06.12.1851–15.03.1908), генерал-майор по Адмиралтейству за отличие (02.04.1906). Окончил Морское училище (1872). Адъютант штаба главного командира портов Восточного океана (1881–1888). Старший офицер броненосного корабля «Екатерина II» (1890–1892). Командир пароходов «Колхида» (1892–1893), «Эриклик» (1893–1894), минного крейсера «Гридень» (1895–1896). Старший помощник командира Владивостокского порта (1896–1900). Командир крейсера I ранга «Адмирал Корнилов» (1900–1904), 6-го (1902–1904), 2-го (1904–1905) флотских экипажей. Старший помощник капитана над Кронштадтским портом (1905–1908). Скончался от разрыва сердца в Кронштадте.

48

Клюпфель Евгений Владиславович (31.01.1860–16.03.1934), контр-адмирал за отличие (06.12.1913), в отставке (06.10.1917). Получил домашнее образование. Определен на службу юнкером флота с зачислением в Гвардейский экипаж, допущен к экзамену в Морском училище для получения прав вольноопределяющихся 2-го разряда (03.05.1878). Юнкером плавал на фрегате «Светлана» (1878, 1879), затем держал экзамен при Морском училище, после чего произведен в гардемарины (05.12.1881). Служил на Балтике, с 1883 г. – на Черном море, с 1890 г. – вновь на Балтике. В плавании на Тихом океане на крейсерах «Дмитрий Донской» (1891–1892) и «Забияка» (1892–1894). Окончил Артиллерийский офицерский класс (1895). В плавании на Тихом океане на крейсерах «Дмитрий Донской» (1897–1899) и «Владимир Мономах» (1899–1900), участвовал в подавлении восстания ихэтуаней в Китае. Старший офицер канонерских лодок «Кореец» (1900), «Манджур» (1900–1901), крейсера I ранга «Адмирал Корнилов» (1901–1903). В период обороны Порт-Артура: миноносца «Сердитый» (16.02–26.04.1904), затем занимался установкой судовых орудий на берегу, заведовал морскими батареями и их командами на сухопутном фронте. На Черном море – командир минного транспорта «Дунай» (1906–1908), линейного корабля «Евстафий» (1909–1911), после аварии у Констанцы снят с должности. И.д. директора маяков и лоции Каспийского моря, командир Бакинского порта (1913–1917). Умер в Сан-Франциско.