Мосад, Аман и все такое…
Шрифт:
В критике Амита было много справедливого. И это вскоре подтвердилось. 6 июля 1961 года Израиль запустил свою первую ракету «Шавит». Официально она называлась «метеорологической», но мало кто сомневался в ее военном назначении. И вот, почти ровно год спустя, 21 июля 1962 года, египтяне запустили сразу четыре своих ракеты — две «Аль-Зафир» с дальностью 250 километров и две «Аль-Кахир» с дальностью 450 километров! И выяснилось, что Мосад ничего не знал о египетской ракетной программе. «На что мы тратим средства, отпущенные на разведку, — язвительно вопрошал Амит, — если нам приходится узнавать о событиях из выступлений Насера по радио. Дешевле было бы купить Харэлю транзистор…»
Взбешенный и уязвленный Харэль обещал Бен-Гуриону выяснить все подробности египетских работ не позднее, чем через три месяца. Он представил свой доклад меньше чем через месяц. В сущности, как
Теперь же перед ним вырисовалась картина, которая привела его в ужас. Мало того, что на египтян работали многие немецкие ученые, законтрактовавшиеся из ФРГ; мало того, что египтяне планировали (как это следовало из обнаружившегося в папках донесения о заказе руководителя программы профессора Пильца) создать целый арсенал боевых ракет; но в числе специалистов, работавших в Каире, были эксперты по расщепляющимся материалам, химическим отравляющим веществам и бактериологическому оружию. Мысленным взором Харэль уже видел сотни египетских ракет, обрушивающих на Израиль свои атомные, химические, бактериологические боеголовки!
Напротив, Меир Амит был склонен, скорее, преуменьшать значение того, что делали египтяне. Имея отличный исследовательский отдел, унаследованный от Харкави и Герцога, он был способен отличить факты от фантазий. Египтяне, докладывал он, еще весьма и весьма далеки от того, чтобы всерьез угрожать Израилю. А разговоры Харэля о «боеголовках» он просто высмеивал — открыто и язвительно. Харэль пытался убедить Бен-Гуриона. Он хотел уговорить премьера, чтобы тот потребовал от канцлера Адэнауэра отозвать из Египта всех подданных ФРГ — в противном случае он-де рискует испортить отношения с Израилем. Это был дурной совет: Адэнауэр никого «отозвать» не мог, так что угроза могла привести только к порче отношений, ничего не дав взамен.
Две ветви израильской разведки столкнулись в оценке ситуации (как это случилось и позже, перед войной в Ливане) не просто потому, что их руководители по-разному эту ситуацию «прочли». Они еще вдобавок принадлежали к разным политическим лагерям. Амит солидаризовался с «молодыми львами» бен-гурионовского окружения, Пересом и Даяном, которые стремились к сближению Израиля с Европой, в первую очередь — с ФРГ и Францией, готовыми поддержать израильскую атомную программу; Харэль связал свои политические надежды с лагерем ветеранов Мапай, руководимых Голдой Меир, которая выступала за максимальное сближение с Соединенными Штатами и за программу конвенционального вооружения Израиля.
Харэлю нужны были доказательства, чтобы убедить — и победить — оппонентов. Неудивительно, что он буквально уцепился за сообщение симпатизировавшего Израилю австрийского ученого Йоклика, который именно в этот момент вошел в контакт с агентами Мосада в Европе. Йоклик сообщил им, что Египет разрабатывает «атомную бомбу для бедняков» — из смеси стронция и кобальта; достаточно взорвать одну такую бомбу над Израилем, и атмосфера над страной будет отравлена на многие поколения. Харэль решил, что интуиция и на сей раз его не подвела — египтяне действительно готовят Израилю ядерный Армаггедон. Ну, что ж, если правительство ФРГ ни на что не способно, придется прибегнуть к другим методам. «Мы должны намекнуть этим господам, — сказал Харэль, имея в виду немецких ученых, — что поездка в Каир — все равно, что визит на линию фронта…»
Этими словами он начал инструктаж участников новой «особой» операции — «Дамоклов меч». Она была рассчитана на то, чтобы побудить немецких специалистов убраться из Египта и тем самым остановить всю египетскую ракетную программу. На первом этапе каждому из специалистов было направлено анонимное предостерегающее письмо. Когда это не помогло, Харэль перешел к «прямым методам» — разрешение на них он выбил у правительства вопреки возражениям Амита. В течение нескольких месяцев, с сентября 1962 по февраль 1963 года, в канцеляриях немецких фирм и кабинетах немецких ученых, работавших на Каир, взорвались несколько пакетов, присланных обычной почтой, но содержавших не совсем обычное послание. Были жертвы среди персонала фирм и самих ученых. А затем Йоклик вместе с агентом Харэля в Швейцарии Бен-Галем сделали попытку шантажировать дочь ведущего специалиста каирской программы профессора Герке. И тут операция Харэля потерпела провал. Дочь Герке обратилась в полицию, Йоклик и Бен-Галь были арестованы и предстали перед швейцарским судом. Запахло международным скандалом. Бен-Гурион потребовал от Харэля мобилизовать израильскую и западную печать для освобождения арестованных, а шум вокруг египетских
Усмирять поднятую бурю довелось Амиту. Именно он, в конце концов, был назначен преемником Харэля на посту шефа Мосада; руководителем Амана стал Аарон Ярив. Как ни странно, «дело с ракетами» закончилось неожиданно благополучно и даже с прибылью для Израиля. Швейцарский суд отнесся к Йоклику и Бен-Галю необычно мягко, приняв во внимание, что они действовали в интересах защиты своего государства от возможной смертельной опасности; симпатии западной прессы тоже оказались на их стороне; большинство немецких специалистов, встревоженных начавшейся вокруг них шумихой, покинули Каир; и в конце концов выяснилось, что египетская программа была «обычной» ракетной программой, как и предполагал Амит.
Позже Харэль доказывал, что он ушел, чтобы спасти «репутацию Бен-Гуриона». В действительности он ушел из гордости. Он разучился терпеть соперников, работать с равными себе, выслушивать возражения, корректировать свою интуицию данными аналитиков, снисходить до чужих мнений. Он стал «сам себе Мосад».
Меир Амит быстро в этом убедился. Ему попросту оказалось не с кем работать. Для многих Харэль — это и был Мосад, и они ушли вместе с Харэлем. Другие не знали, что им делать без его «руководящих указаний». За эти годы Мосад превратился в организацию, нацеленную исключительно на «особые операции», возникавшие в уме Исера Харэля; в остальном он жил ото дня ко дню, без плана, без цели, без единой задачи. Конечно, Харэль был выдающимся человеком, разведчиком высшего калибра, и он поднял Мосад на небывалую высоту, — но для людей «просто способных» это была высота почти безвоздушного пространства.
Времена «отцов народа» кончались не только в Израиле, но и во всем мире. Меир Амит, генерал-администратор, был выразителем новой эпохи. Первым делом он реорганизовал Мосад сверху донизу. Он ввел структуру отделов, и этим расширил диапазон разведки в целом (хотя и сузил кругозор каждого отдельного руководителя). Он создал специальное оперативное подразделение, и тем самым обеспечил выполнение «особых операций» (хотя они никогда уже не занимали потом такого места в работе израильской разведки, как при Харэле). Он восстановил деловое и постоянное сотрудничество Мосада с Аманом, обогатив военную разведку дополнительными, оперативными возможностями (хотя это во многом изменило фронт «работ» Мосада). Короче, — при Амите Мосад стал наконец тем, к чему он должен был прийти — государственной разведывательной службой — со всеми достоинствами и недостатками любой государственной службы. Меньше яркости, зато больше деловитости; не так много «звезд» — зато много талантливых исполнителей; мало эффектов и сенсаций — зато масса добротной, надежной, солидной информации. Что лучше — килограмм гвоздей или полпуда гаек?
Впрочем, было бы несправедливо по отношению к Амиту все время подчеркивать только его административные, организационные, так сказать — чиновничьи качества. Амит тоже был выдающимся мастером шпионской интриги — других, как могли бы сказать в Мосаде, «не держим». Он вполне мог бы состязаться в этом с самим Харэлем, просто времена были другие, и свои задачи он понимал иначе. Но и на его счету оказалось немало блестящих разведывательных успехов, которым позавидовала бы не одна секретная служба мира.