Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы
Шрифт:
Кастрюлю сняли с мангала. Скверный своей огромной ручищей поднял крышку. Запах горячей еды потряс голодных арестантов. Не отрываясь, глядели они на кастрюлю. В красном от перца супе плавали куски мяса. Все уставились на мясо. Никто не хотел, чтобы приглянувшийся ему кусок достался другому — даже думать об этом было тошно! Но разве Скверный даст выбрать?! Накинется, бессовестный, на мясо, словно коршун.
Разломили хлеб, каждому роздали по куску, бросили на круг четыре ложки. У Капитана и Скверного
Все опустились на колени, приготовились, словно солдаты, ожидающие команды. Иссякали последние силы, обтянутые кожей скулы стали еще острей, заключенные затаили дыхание. Скверный свое дело сделал. Команду должен дать сам Капитан. Чего он тянет? Почему не велит начинать, не подает примера?
Хеттская статуя, закатив глаза, дрожащими губами творила полузабытую молитву, вознося хвалу и благодарность господу за его милосердие.
Ох ты! Как ждать тяжело!
Губы Капитана двигались все медленнее и медленнее, пока наконец не застыли. Он открыл глаза, протянув руку, оторвал от ломтя крошку хлеба, бросил в рот, затем взял ложку и опустил ее в кастрюлю.
Знак был подан, и тотчас замелькали передаваемые из рук в руки ложки, громкое чавканье наполнило камеру.
Огромная кастрюля фасоли и несколько буханок хлеба были уничтожены за считанные минуты. Грязные руки с длинными ногтями выскребали последние крохи, кто-то пытался даже вылизать пустую кастрюлю.
Капитан был доволен и горд, как отец, накормивший своих детей. На грубо высеченном лице хеттской статуи сияла улыбка.
Скверный вырвал у кого-то ходившую по рукам медную посудину.
— Готовы кастрюлю сожрать, паразиты!
Капитан бросил в круг три пачки сигарет «Кёйлю». Скала прокричал:
— Поставить чайник!
Чайник водрузили на мангал, снова уселись вокруг кольцом.
— Дай аллах нашему аге долгой жизни! — возгласил Скала.
— Аминь, — прозвучали в ответ сытые голоса детей папаши Адама.
— Где найдешь такого агу, как наш? — воскликнул Измирец и в мгновение ока спрятал в карман пять сигарет из пачки.
Куриный с грехом пополам разжился двумя.
— Нет на свете аги щедрее нашего!
— Разве другие…
— …сварят фасоль для бедняков?
— Скорее руки на себя наложат…
— Сёлезли каждый день двести-триста монет гребет с игроков…
— А за ломаный куруш удавиться готов.
— И тебя удавит за компанию.
— Если б наш ага столько выигрывал, каждый день бы варил нам по кастрюле…
— Варил бы. И…
— И куревом угощал.
— Да что курево, хоть бы агу постыдились! Всем нам тогда постели пожаловал бы!..
— Тюфяк, одеяло,
Сладко дымились сигареты. Капитан сидел на постели, поджав под себя ноги. Рядом с ним — Скверный, не сводивший глаз с неподвижного, как у статуи, лица Капитана, с его дымящейся сигареты.
По знаку Скверного все умолкли. Ясное дело, надо дать слово Капитану, должен ведь он что-то сказать. Но Капитан молчал. Молчал, и все тут.
— Расскажи нам что-нибудь, ага, а мы послушаем, намотаем на ус! — не выдержав, попросил Куриный.
Капитан медленно поднял голову, посмотрел с улыбкой на Куриного и, отерев кулаком пышные усы, снова застыл как изваяние.
Что до Скверного, то он вовсе не хотел никаких рассказов. Выпить бы поскорей чайку. Черт бы побрал всех этих голодранцев! Скорей бы улеглись спать, тогда они останутся с Капитаном с глазу на глаз. Зачем было так тратиться? Еда, курево, чай… Всем этим подонкам с потрохами грош цена!
Но Длинный Эмин, Мережа Риза, Измирец, а больше всех Куриный не отставали: расскажи им что-нибудь, и баста!
— Заткнитесь вы наконец! — окрысился Скверный. — Чего рассказывать? Захочет — расскажет. Нечего агу беспокоить!
Все умолкли.
Молчание длилось долго, пока не зашумел чайник. Кое-кого стало клонить ко сну. Когда крышка весело запрыгала, Скверный приказал:
— Снимай!
Скала словно не слышал. Спросил Капитана:
— Снять чайник, ага?
Скверный обозлился:
— Сказано снимать!
Скала снова пропустил его слова мимо ушей.
— Как прикажешь, ага, сперва заварить или снять?
Скверный огляделся, нет ли чего потяжелей.
— Ты что, не слышишь? Тебе говорят: снимай чайник!
Скала не спеша снял крышку, бросил заварку.
— Я снимаю, ага!
И, не глядя на Скверного, снял чайник с огня.
В камере было всего пять стаканов. Скверный поставил один перед Капитаном, другой перед собой. Скала что-то проворчал себе под нос, но Скверный сделал вид, что не слышит. И без того вот тут он у него! Так бы и пустил из него юшку!
Чай разлили по стаканам, бросили в каждый по куску сахара. Еще один стакан взял себе Скала. Оставшиеся два передавались по очереди из рук в руки.
Скале не понравилось, что чай Скверному налили раньше, чем ему. Еще вчера Скверный был с Капитаном в ссоре, а теперь вот заделался лучшим другом. Было отчего расстроиться.
Скверный понимал, что у Скалы на уме, и лишь выжидал удобного случая, чтобы убрать его с дороги. Знал он, что Скала, сукин сын, надеется на защиту Капитана. Видно, мало ему доставалось, когда они были с Капитаном в ссоре. Ничего, Скверный еще докажет, что его не зря так прозвали.
Капитан толкнул его локтем: