Мошенник. Муртаза. Семьдесят вторая камера. Рассказы
Шрифт:
— Ты чего не пьешь?
Скверный пришел в себя, отрываясь от неприятных мыслей. Загремел ложкой в стакане. Скалу, однако, надо непременно укротить, иначе будет всю дорогу подкладывать камни в торбу, все дело испортит.
А дело было такое, что его испортить никак нельзя. Сто пятьдесят лир не такие уж большие деньги. За неделю, за десять дней может ни шиша не остаться, все пойдет прахом. На эти деньги они с Капитаном могли бы испытать свой шанс. Не повезет одному, так повезет другому. Аллах над всем хозяин! Не Сёлезли же!
Лишь бы судьба-индейка потрафила!
Два стакана переходили из рук в руки:
— Ну и отхлебнул ты, парень!
— А ты? Ты сам?
— Мой глоток — твоего половина.
— Кончай болтать! Мы ждем.
— Люди ждут, сынок.
Скверный, подсчитывая в уме возможный выигрыш, добрался до двух тысяч. Потом до четырех, а потом и до восьми. Будь у него восемь тысяч лир, он купил бы себе новую одежду, а эту, грязную, сжег прямо на бетонном полу камеры. Потом отправился бы в баню, как следует попарился, надел свежее бельишко, новый костюм и поселился бы в камере беев. А уж там известно — отменный тюфяк, шерстяное одеяло, подушка. Под постелью толстый ковер, как у Сёлезли… Нить его мыслей внезапно оборвалась.
Капитан поставил перед собой порожний стакан, и его тотчас схватил Скала.
— Ты что? — вскинулся Скверный. — Чего схватил стакан Капитана?
Скала глянул исподлобья:
— Тебе какое дело?
— Ах, не мое дело? Ну, гляди, минарет, как бы тебе не растянуться на бетоне.
— Видали мы таких! На базаре по пять курушей за фунт дают!
Скверный вскочил, но огромная рука Капитана удержала его.
— Не связывайся!
Самолюбие Скверного было удовлетворено.
— Если бы не ты, Капитан…
«Что бы ты сделал?» — чуть было не вырвалось у Скалы. Держа в руке стакан, он спросил:
— Налить еще, ага?
За Капитана ответил Скверный:
— Наливай, конечно. Еще спрашивает!
Скала наполнил стакан, протянул Капитану. Тот закурил новую сигарету. И вдруг заговорил:
— Был я тогда в Стамбуле. Дело спешное, контракт заключал. Один друг на Галате, другой в Зибе. Денег — что воды в фонтане. — Он неторопливо отхлебнул из стакана. — Заночевал в Зибе. Проснулся утром. Рань. Пошел в баню. Вышел из бани, прямо в компанию. Говорят, добро пожаловать, Капитан! Доброго здоровья, говорю. Говорят, есть шлюп, выходит в рейс, пойдешь? Говорю, чего спрашивать у больного здоровья. Но шлюп не шлюп, а что твой пароходик, который через Босфор ходит. Стоит под парами, готов отдать концы. Пирей, Неаполь, Триест. Оттуда Марсель, Гамбург, Скандинавия, Россия… Говорю, ладно. Пошел в кофейню поглядеть, может, есть кто из земляков. Гляжу, наш Хидает сидит, на меня глядит. Ба-а, ты чего, говорю, глядишь,
Он умолк.
— А дальше что? — спросил Куриный.
Капитан смерил его гневным взглядом:
— А что же еще! Не из мечети ведь меня привели в эту чертову дыру!
Он встал.
— Куда? — вскинулся Скверный.
— По нужде.
Скверный обернулся к Скале:
— Эй, ты, чего развалился, как корова на подстилке! Принеси кувшин аги!
Скала поднялся, недовольно бормоча себе что-то под нос, взял кувшин в углу камеры, наполнил его водой, поставил в двух нулях и вернулся.
— Да, — сказал Куриный, — не так-то просто быть слугой. Ага только подумал встать, а ты уже должен быть на ногах!
Скала зло поглядел на него.
— Чего выставился, осколок минарета? — спросил Скверный. — Неправду он говорит, что ли?
— Я тебе не осколок минарета!
— А кто же, скотинка божья?
— И не божья скотинка.
— Кто бы ты ни был, не торчи столбом, челюсти переломаю!
— А кто торчит?
— Ты торчишь около Капитана, прилип, как коровья лепешка!
— Что верно, то верно, — подхватил Куриный. — Вот ты, Скверный, к примеру, тоже для нас ага! А не стыдно ему против тебя идти! Наш ага тебя ценит, уважает. Коль ты скажешь, прогонит его, возьмет другого слугу.
— Как же, возьмет! — проворчал Скала. — Держи карман.
— Возьмет, ясное дело. Ага сам себе хозяин.
— А и возьмет, тебе-то что?
— Больше сказать нечего? — снова вмешался Скверный. — Правильно он толкует!
— Пусть не суется не в свое дело.
— Куда хочет, туда и суется.
— Пусть лучше не суется.
— Тебе говорят, паршивец! Куда хочет, туда и суется.
Скверный вскочил, схватил долговязого Скалу за шиворот, оттащил к стене.
— Пусть не суется, — упрямо твердил Скала.
— Тебе говорят, мерзавец: ты ему не указ!
Грязная брань, за нею оплеуха, удар кулаком, ногой… Скала растянулся на бетоне. Взревел на всю тюрьму, точно бык. Сбежались надзиратели.
— Что здесь происходит? В чем дело?
Скала заорал еще громче. Надзирателей, однако, на горло не возьмешь. Толстый коротконогий охранник прикрикнул:
— Замолчи! Чего ревешь, как вол!
— А за что он бьет? Он меня не кормит, нет у него такого права!
Скверный снова налетел на него. Ударил раз, еще раз. Их разняли заключенные. Куриный подошел к надзирателям:
— Да не верьте вы ему! Прикидывается.
Длинный худой охранник рассмеялся:
— Все вы тут мастера…
Обычная история. Надзиратели удалились. Скала не поднимался, лежал на бетоне вниз лицом. Боялся, как бы еще не попало. Ждал Капитана.
Вернувшись из уборной, Капитан долго глядел на Скалу. Потом обернулся к Скверному: