Московская сага (Книга 1)
Шрифт:
"Зиг хайль!" - ревут хорошо отъевшиеся в Москве немцы.
Через репродукторы по всей площади начинает разносится произносимая с трибуны Мавзолея речь Николая Бухарина. Парад начался. Рестон и переводчица ускорили шаг.
– Пролетарии!– театральным голосом взывал Бухарин.– Трудящиеся крестьяне! Бойцы Красной Армии и Флота! Пять лет с винтовкой в руке мы сражались против несметных сил врага! Мы разбили их вдребезги! Мы переломили хребет помещику! Мы ниспровергли банды капиталистов! Пять лет мы сражались против разрухи и нищеты, частного капитала и паразитов! Мы подняли страну из бездны, мы быстро идем вперед!
"И после таких речей здесь люди еще на что-то надеются", - подумал Рестон.
"Почему бы ему не подарить мне эту авторучку?– подумала переводчица, глядя, как гость - "гость непростой, даже опасный", предупредили ее, - не замедляя хода, ставит стенографические закорючки в блокноте своим "монбланом" с золотым пером.– Ах, я была бы без ума от этой авторучки!"
– Скажите, Галина, это правда, что оппозиция сегодня собирается выступить?– спросил Рестон.– Говорят, что будет своего рода параллельная демонстрация, вы не слышали?
Она пошла крупной дрожью. Вот уж правильно предупреждали! Опасный!
– Да как же вы можете это говорить в такой день, господин Рестон?! Всенародный праздник, господин Рестон! Разве вы не симпатизируете нашей стране?
– Нет, не симпатизирую, - буркнул он.
В десять утра на Кремлевской стене вспыхнула огненная цифра "Х". Из ворот Спасской башни на белом коне выехал наркомвоенмор Ворошилов. Всадник он был явно не плохой, в седле сидел вольготно, видно было, что наслаждался сегодняшней миссией: тысячи глаз устремлены на него, "первого красного офицера"! После завершения церемонии принятия рапортов мимо Мавзолея пошла кавалерия: всадники в остроконечных "буденовских" шлемах держали пики с разноцветными флажками.
"Странная униформа, - строчил Рестон в свой блокнот.– Армия Хаоса. Гог и Магог".
Будто для того, чтобы усилить это впечатление "опасного гостя", через площадь на всем скаку прошел национальный полк Кавказа. Летели черные бурки и голубые башлыки.
На трибунах для иностранных гостей, где преобладали разноплеменные коммунистические делегации, воцарился полный восторг. Оглядываясь, Рестон видел горящие глаза и поднятые в пролетарском приветствии кулаки.
Кто-то, кажется группа испанцев, запел "Интернационал". Тут же на разных языках загремела вся трибуна. Кто-то, принимая за своего, положил Рестону руку на плечо. "Мерзавцы", - думал журналист, улыбаясь, показывая все тридцать два американских зуба.
За трибуной Мавзолея в комнате отдыха был сервирован большой стол с вином, закусками и огромным самоваром. Здесь наблюдалась постоянная циркуляция вождей, среди которых мельтешили Молотов, Калинин, Томский, Енукидзе, Клара Цеткин, Галахер... В открытые двери доносилась музыка и гром парада.
Сталин и Бухарин пили чай в уголке. Стаканчик слегка дребезжал о подстаканник в непролетарской лапке Николая Ивановича. Иосиф Виссарионович олицетворял стабильность, кусок за куском ел бутерброд с икрой. Как все грузины, он умел есть. Бухарин, истый наследник бездарной позитивной интеллигенции, хлебал неаппетитно, шептал:
– Иосиф, есть точные сведения, что оппозиция выступит по крайней мере в Москве и Ленинграде.
Сталин улыбался, то есть слегка распускал рот под усами:
– Не волнуйся,
– Менжинский в курсе дела?– нервно интересовался Бухарин.
Сталин хмыкнул:
– Не волнуйся, дорогой.
Характер шума за дверью между тем изменился. Мерное уханье маршировки увядало. Вразнобой играло несколько оркестров. Многотысячное шарканье шагов. Хаотическая многоголосица. Выкрики любви к правительству. Начиналась демонстрация трудящихся столицы.
Рестон допытывался у переводчицы, что это за дикие карикатурные фигуры плывут над колоннами. Та сначала вздыхала, закатывала глаза: ну, это так, ну, в общем, политическая сатира, но потом, закусив губу, с некоторой даже злостью - вот, мол, вам за гадкое любопытство - выложила:
– Вожди британского империализма Макдональд и Чемберлен!
Ага, понятно, Рестон теперь и сам уже начинал разбираться. Вот плывет огромная фанерная фигура мирового рабочего с кувалдой. Перед ним оскаленные зловещие рожи империалистов в цилиндрах и с сигарами. Ражие парни, хохоча, тянут веревку. Рабочий вздымает кувалду и обрушивает ее на цилиндры. После справедливого наказания кувалда снова вздымается, а цилиндры распрямляются. "Смешно, что он не может нанести окончательно сокрушающего удара, иначе провалится все шоу", - зловредничал в записной книжке Рестон.
Вдруг пошла какая-то необозримая колонна китайцев. Над ней на ходулях вышагивали империалистические чучела. Сатирический мотив затем схлынул. Колонны московских предприятий плакатами и передвижными радостными диаграммами рапортовали о своих достижениях. Тут и там проплывали портреты Сталина, Калинина, Рыкова. Представители колонн кричали в большие из оцинкованной жести рупоры:
– Да здравствует Сталин!
– Да здравствует всесоюзный староста!
– Да здравствует наше родное Советское правительство!
Рабочие завода имени Ильича развернули широкий транспарант: "За ленинизм, против троцкизма!"
Главная улица Москвы Тверская с ее гостиницами, ресторанами и магазинами была запружена медленно продвигающимися в сторону Красной площади колоннами демонстрантов. Погода в целом благоприятствовала излиянию чувств, как, впрочем и возлиянию ободряющих напитков. Бодрили и оркестры, шлось хорошо.
Над демонстрантами, на балконе гостиницы "Париж", стояли шесть фигур руководящего состава. Они приветствовали колонны, выкрикивали в рупоры лозунги революционного характера, бросали праздничные листовки. Проходящие под балконом "михельсоновцы" отвечали громким "ура" и аплодисментами.
– Кому вы аплодируете, товарищи?!– надрывался Кирилл Градов. Ведь это же оппозиция! Троцкисты! Раскольники!
Он стоял на платформе грузовика с откинутыми бортами. Вместе с ним орали во все стороны несколько других агитаторов Краснопресненского райкома ВКП(б).
"Михельсоновцы" сначала и их просто награждали аплодисментами, потом стали соображать - что-то не по-праздничному базлают товарищи. Потом стали внимательнее приглядываться к "Парижу", пошел в ход классовый прищур - и впрямь что-то не то: в окнах гостиницы портреты Троцкого и Зиновьева, с балкона, если разобраться, доносится несуразное "Долой сталинский бюрократизм!"... а вон листовочка парит, пымай ее, Петро, да прочти! Прочесть мало, тут карикатура на нашу партию, товарищи. Вот гляньте: "ВКП(б) за решеткой".