Московская сага (Книга 1)
Шрифт:
Вся горбатая улочка, по которой они бежали вверх, и прилегающие переулки принимали участие в событии. Люди свесились из окон и с балконов, глядя, как бегут два солидных человека. Две пузатые кислородные подушки делали их похожими на воров, но люди знали, в чем дело, да и Манан вносила ясность в ситуацию, продолжая на бегу возносить хвалу "всему роду Гудиашвили, и аптекарям, и художникам" и причитать о своем незабвенном Авессаломе.
Галактион на бегу пояснил другу:
– Ни у кого в городе нет кислородных подушек, кроме Гудиашвили! У всех постоянно временные трудности с камфорой монобромата,
Из окон и с балконов вслед им неслось:
– Боже, благослови благородного Галактиона, нашего аптекаря! Боже, благослови его кислородные подушки!
"Даже и Ленину такое не снилось", - думал, задыхаясь Кахабидзе.
Когда подбежали наконец к цели, увидели перед домом толстяка Авессалома. Сидя под ветвями инжира, он спокойно играл с соседом в нарды. При появлении запыхавшихся Галактиона и Ладо в сопровождении причитающей Манан толстяк вскочил на ноги, даже подпрыгнул, начал бить себя в грудь.
– Простите, что не умер!– кричал он.– Простите великодушно! Галактион, дорогой, сама мысль о твоих кислородных подушках спасла меня! Боже, кого я вижу вместе с нашим чудо-аптекарем! Ильей пророком клянусь, никогда не было в моем доме более славных гостей! Гагемарджос, Ладо-батоно! Мы все рады, что ты вернулся! С возвращением в вечный дом нашей Картли! Манан, мы не выпустим этих господ, пока они не преломят наш хлеб! К столу, к столу, господа!
Как мы видим, не только Галактион отличался умением произносить ренессансные монологи в этой округе. Манан дважды просить не пришлось. Она тут же поспешила к большому столу, что уже сто лет стоял в этом дворе под чинарой. Многочисленные соседки уже бежали к ней на помощь, каждая несла всяческие кушанья. Стол быстро покрывался грудами фруктов и овощей, чашками с лобио, копчеными цыплятами, сыром, приправами, глиняными кувшинами с домашним вином. Появлялись соседи - пекари, парикмахеры, почтальоны... "Хороший знак, - подумал Кахабидзе, - первый вечер в Тифлисе, и я с народом, и, кажется, меня даже выберут тамадой!"
Так и получилось, его избрали почетным тамадой. Он встал, держа в руке рог с вином.
– Дорогие друзья, несколько лет я отдал социалистическому строительству на Урале. Холодными вьюжными ночами я мечтал о своей щедрой родине. И вот теперь партия послала меня обратно, на ответственный пост в родной республике. Я пью за нашу Картли, за республику, в которой не будет воровства, взяточничества, где будет процветать ленинский, подлинно ленинский стиль работы, товарищи!
– Стиль работы, - важно закивали пекари и почтмейстеры.
– Стиль работы?– поднял удивленные брови парикмахер.
"Ну как к ним занесло такого человека, как мой Ладо", - про себя вздохнул Галактион.
– Пусть будет Грузия настоящей витриной социализма в нашем великом СССР!– завершил свой спич Кахабидзе.
С приветственными криками пекари, парикмахеры и почтальоны подняли свои роги и осушили их. Не без легкого саркастического смешка осушил свой рог и Галактион.
– Пью за изобилие белладонны, за избыток ипекакуаны!– сказал он.
– За ваши кислородные подушки, дорогой!– прошептал Авессалом.
Есть несколько перекрестков в Тифлисе, где кажется, что ты в Париже. С
Ночь. Пустота. Стоящий возле решетки парка, будто так и нужно, большой черный автомобиль с тремя серебряными горнами на крыле усиливает это миражное ощущение. Да и пассажир, которого можно случайно увидеть через опущенное стекло, тоже не очень-то смахивает на труженика пятилетки: молодой еще, лысоватый, очень холеный, со странным взглядом, поблескивающим через пенсне на мясистом носу. "Как капиталист какой-то, - подумает случайный прохожий и тут же тихо вскрикнет: - Да ведь это же Лаврентий Берия, всесильный чекист!" - и тут же парижский мираж рассеется.
Из боковой улочки стремительным шагом вышел Нугзар и направился к "паккарду". Берия из окна протянул ему руку, ладонью кверху. Нугзар, подойдя ближе, хлопнул по ней своей ладонью, пригнулся и шепнул прямо в нос старшему другу:
– Он приехал, Лаврентий. Я видел его сам и обнимал в доме дяди.
– Садись, поехали, - сказал Берия.
Нугзар нырнул в машину. "Паккард" рявкнул мотором, тронулся с места. Нищий кинто на углу в страхе перекрестился.
На склоне горы царя Давида лицом к городу стоит большой белый особняк. Окрестные жители уже забыли, что до революции он принадлежал чае- и кофеторговцу Лионозову, знают только, что к этому дому нельзя приближаться. Туда и направился "паккард".
Официально особняк был в ведении Совнаркома и проходил по разряду "гостевых", на самом деле здесь безраздельно хозяйничало ГПУ.
Когда подъехали, несколько черных автомобилей уже стояли у крыльца. Чекисты в штатской одежде несли охрану под окнами и вдоль стен. Их смуглый вид привносил что-то итальянское - то ли мафия собралась, то ли чернорубашечники на заре фашизма.
Здесь уже Нугзар не мог держаться на равных с Лаврентием Павловичем, потому он и шел к крыльцу, приотстав, не как младший друг, а как помощник.
Старший охранник вытянулся перед Берией. То приложил ладонь к виску:
– Здравствуйте, товарищи! Все в порядке?
– Все в порядке, товарищ Берия!
Внутри сходство с сицилийской мафией еще усилилось. Около дюжины дородных сумрачных мужчин, кто в полувоенном, кто в тяжелых костюмах-тройках, рассаживались вокруг стола. У некоторых на лацканах пиджаков были депутатские, вциковские значки, что свидетельствовало о принадлежности к партийной элите и отнюдь не уменьшало итальянских реминисценций.
Молчаливые охранники расставили на столе вино и закуски. Потом все охранники вышли. Участники встречи подняли бокалы "За нашу дружбу!" Сдержанные, известные в советской литературе как "скупые", улыбки пошли по лицам. Берия начал:
– Мы тут собрались, товарищи, поговорить о Ладо Кахабидзе, который только что вернулся в Грузию, чтобы стать председателем Центральной контрольной комиссии. Что он, действительно хороший человек или только притворяется? Нестор, Серго, Арчил, вы знали Ладо с девятьсот пятого года, вы уверены, что он наш друг, что он хороший товарищ? Вахтанг, Гиви, Вано, Мурман, Резо, Борис, Захар, ты тоже, Нугзар, - не стесняйтесь, давайте поговорим по-партийному!