Московские эбани
Шрифт:
Счастлива значит?! Дура! Он каждый день ко мне забегает! Наша связь не прекращалась ни на один день! Не на один день! А ты разлучила нас своим ребенком, корова! Твоего ребенка скоро убьют! И он будет свободен. Да. Да! Да. Это мы нашли на тебя киллеров, чтобы отвязаться от тебя! — И бросила трубку. После этого села перед трюмо, медленно расчесывая волосы.
Если не удается ни к кому уйти, рассудила она, значит надо икать компьютер мужа. Но как представила, что ей придется обращаться в следственные органы, а они начнут ворошить грязное белье её частной жизни, допросят хотя бы о связях последнего полугодия, а потом ещё и мужу доложат… Он же такой невнимательный… Он же всегда в работе, уткнется в экран этого чертового компьютера и ничего не видит. Он её только подозревает
"А сколько же их у меня было, начиная с декабря?" — задала она сама себе вопрос и уставилась в собственное отражение, пытаясь припомнить черты лица каждого, начала загибать пальцы. Мужчины последних месяцев жизни были столь малодушны характерами, мелки чертами, и незначительными в обществе там, где-то за пределами её квартиры, что вспоминались с трудом. В основном все они страдали пристрастием к алкоголю, халяве, балдели от её духов, но сами таковых не дарили. Но на шестом пальце вспомнился ей Вадим. Он, конечно, тоже не отличался трезвостью и щедростью, но мужчиной был видным, у него было какое-то свое дело, деньги имелись всегда, видимо водились и дружки из тех, кто все может. Но у Вадима, а это она знала абсолютно точно, была невеста — не невеста, но постоянная пассия. Он по наивности своей звонил ей прямо из пастели Марианны, говоря, что занят, и приехать не может, не думая, что у нее, у Марианны, телефон с определителем номера, и она сразу может вычислить, куда он звонит. Быть может, он и наслаждался такими звонками из постели одной женщины другой, быть может, это его и возбуждало, но он забывал, что Марианна не дремлет. Телефон этой пассии Вадима был у неё в записной книжке. Зачем звонить этому самодовольному непробивному типу и плакаться о своей жизни, когда можно поставить под угрозу его далеко идущие планы, и он откупится.
Как откупаются мужчины, Марианна знала. Ее соседка, когда не знала, как прокормить двух сыновей — подростков, когда муж, в голодный период перестройки сидел, опустив руки, целыми днями перед телевизором, наблюдая заседания думы, и выкрикивая время от времени: "Козлы, ну козлы!", так вот эта вполне приличная дама находила себе любовников-генералов, затягивала их в постель, а потом шантажировала, что все расскажет жене, или ещё кому поважнее. И откупались они очень даже ничего. Мальчиков она в люди вывела. Так чем же она, Марианна хуже? Но все её мужики в основном неженаты, да и не генералы, если требовать от них денег прямо, то можно и по лицу получить. А вот если тонко…
Не имея никакого особого плана в голове и ничего, кроме обиды, зависти и злости, Марианна набрала номер Тони.
Голос этой женщины был столь ровен, что Марианна за долг посчитала вывести её из себя.
— Здравствуйте. Мы с вами незнакомы, но Вадим дал мне ваш телефон, чтобы если что случиться, я могла через вас найти его. — Говорила Марианна с томным придыханием.
— Через меня? — на том конце провода явно удивились, последовала пауза, и благородная тревога в голосе: — А что случилось?!
— Ой, мне неудобно вам говорить, но видимо он доверяет вам, если оставил ваш телефон… — в момент этой паузы Марианна судорожно перебирала — что сказать. Можно было потребовать деньги на аборт, но вряд ли они покроют цену исчезнувшего компьютера. Можно было просто заинтересовать его беременностью, таким образом нарушить его планы на женитьбу на этой и, быть может, перейти к нему жить, а то, что она не может рожать, он и не поймет. Выкидыш можно инсценировать. Тогда все эти мытарства с надоевшим ей компьютером и мужем-компьютерщиком кончатся. Но Марианна тут же прикинула, что ребенок, для современных мужчин не аргумент. Тем более для такого самодовольного эгоиста, как этот. Заявлением о ребенке она может, конечно, испортить его связь с этой Тоней, но, скорее всего, ненадолго. Вдруг они только посмеются над ней, и она останется дура дурой при ста долларах на аборт?.. Марианна сосредоточилась, припоминая все качества характера Вадима.
— Подарки? — недоуменно переспросила Тоня.
— Конечно же. Одно его кольцо с бриллиантом стоило столько, что на него можно было купить отличную машину. Впрочем, и машину купил ничего… Только я её редко вожу, куда мне ездить — только и успевай дома бомонд принимать. У меня же отличная квартира. Да ещё на Фрунзенской набережной… Постоянно народ приходит. Но он, конечно, самый щедрый из моих поклонников. Если бы вы видели, какие он мне сережки подарил! Он купил их в антикварном магазине, по некоторым отметинам искусствоведы подозревали, что они принадлежали царской семье.
— Царской семье?.. — глухо отозвалась Тоня и, тут же придя в себя, спросила: — Так что же вы хотите от меня?
— Но меня обокрали! Передайте ему, что теперь я свободна — у меня нет ничего, чтобы хоть что-то напоминало мне о нашей страстной, длящейся годами, любви! — Воскликнула Марианна.
— Длящейся годами?.. Да кто вы вообще такая?!
— Меня зовут Марианна! Марианна!.. — на самых тонких нотках своего голоса пронзительно прокричала она свое имя и бросила трубку. Теперь она была удовлетворена. Можно было вызывать милицию по поводу этого чертового компьютера. Она сумеет скрыть от мужа то, что ему вовсе не следует узнавать. Теперь она заряжена энергией и оптимизмом.
ГЛАВА 37
— Мама! У меня появились знакомые генералы из ФСБ. Я кое-что снимал им на заказ, — вошел в кухню Виктории полный оптимизма её сын. — Когда обмывали, я рассказал им про историю с твоими картинами. Они сказали, что расследовать это дело им раз плюнуть. Тебе только надо зайти…
— Ничего мне не надо. Я уже знаю, кто сделал это, и у кого мои картины. — Спокойно ответила Виктория, не отрываясь от мытья посуды.
— Тогда почему ты не отберешь их? Давай его накажем!
— Я не бог, чтобы иметь право кого-нибудь карать или миловать.
— Но кто это?! Кто?! И зачем он это сделал? Он что — решил с тобою поторговаться — "дашь на дашь"? Или помериться, кто из вас сильнее, как это делали твои прошлые мужчины? И почему они все вступают с тобой в какое-то негласное соревнование?! Ну и поколенице же у вас!..
— Он моложе меня. И намного. Дело не в поколении — тут все перемешано. Ты же сам видишь, общаясь со своими ровесниками, что одни, словно из нор повыползали, а другие словно с неба свалились. И все общую кучу… Да и вообще… — отмахнулась Виктория и, окончив мыть посуду, оторвала бумажное полотенце, вытерла руки и пошла к себе в комнату.
— Давай я завтра завалю к нему с моими ребятами, да и дело с концом! Проследовал за ней Митя.
— Не надо. Это слишком грубо. Тут надо действовать — ой-е-ей — как осмотрительно. Я сама разберусь с этим игруном. Устроил мне игру в царя горы — кто первый занял — тот и царь! И даже не поймет, дурачок, на чем сидит. Не буду я с ним затевать свару. Не дождется! Тоже мне влюбленный пуп земли! Я думаю, он, таким образом, хочет заставить меня придти к нему. Нет. Этого не будет, дурачок. Так что Мить, мне некуда спешить — выставок пока что не предвидится, да и картины складывать некуда — слишком трудно оказалось получить право на мастерскую… БТИ наконец-таки выдало справку, теперь никак не попаду на прием к главе управы округа, всего лишь ради того, что бы поставить на прошении от Союза Художников его "не возражаю". И только потом мне начнут морочить голову в ГОРКОМИМУЩЕСТВЕ. Как же у нас долго оформляются документы на такую ерунду! Я этого не ожидала. За это время можно сто раз умереть или передумать… Кому это выгодно так тормозить людей — не пойму.