Московские легенды
Шрифт:
Гоголь тоже башка был, умница. Товарищи с Пушкиным были. Пушкин и часы свои золотые ему на память подарил. Это когда Пушкин умирал, когда полковник поранил его. А Гоголь пришел проведать его. Пушкин говорит:
– - Возьми часы, носи да меня вспоминай почаще.
А как умер Пушкин, тут же Гоголь все вызвездил его жене.
– - Это, говорит, ты, ведьма, Пушкина уходила. Это, говорит, твоя работа.
А ей крыть нечем, потому что -- правда.
Ну, похоронили Пушкина. А Гоголь после того за свое дело принялся. Тоже сочинения писал. Как напишет книгу, начальство и тащит его в тюрьму. А это за то, что он за простой народ стоял, начальство
– - Ты, говорят, очень горяч -- садись, остынь мало-маленько.
Ну, что тут поделаешь? Вот идет Гоголь в тюрьму на казенные хлеба... Посидит месяца с три, его и выпустят, А он опять за свое возьмется. Как напишет книгу -- похлеще первой.
– - Вы, говорит, сажайте меня, сколько вам угодно, а я от своего не отстану: как писал, так и буду писать.
А они ему:
– - И мы, говорят, от своего не отстанем: как сажали тебя, так и будем сажать.
Возьмут и посадят...
А как отбудет срок -- опять писать... А начальство уж знает, какое его занятие.
– - Пиши, пиши, говорят, место для тебя найдется -- тюрьма еще не сгорела, не
развалилась...
И как напишет -- его тащут в тюрьму. А караульные солдаты смеются:
– - Опять, говорят, Гоголь к нам в гости пожаловал...
А Гоголю что? Ну, пожаловал и пожаловал, что тут особенного? Ежели бы за воровство, или убил кого, а то ведь за книгу, за правду... Тут греха никакого. Ну, а господам правителям это ни к чему: они этого не разбирали. У них правило такое было, постановление такое. Да и сам в толк возьми; Гоголь их ругает, а они ему награду давай? Дескать, "благодарим тебя, Гоголь, что ты нас подлецами обозвал -- на тебе за это золотую медаль"?.. Так не бывает... Ведь не безумные были эти правители. Обругал, ну садись, отсиживай срок. Да и сам Гоголь хорошо понимал это дело: на то и шел человек -- знал, какая награда от них полагается... Ну, жил, писал книги, сидел в тюрьме и умер... Своею смертию помер -- никто его не убивал.
В московских низах мало кто знаком с жизнью невымышленного Гоголя, по крайней мере, из числа довольно многих своих низовых знакомых я встретил лишь одного человека, который знал подлинную биографию его. Другой рассказчик рассказывал:
– - Гоголь тоже, как Максим Горький, был босяком, выпивал здорово, потом остепенился, стал писать сочинения, и тут ему повезла фортуна и пошел он в гору, прославился.
Рассказчик ни одного из сочинений Гоголя не читал, хотя и знает грамоту: "некогда" (сам он по профессии водопроводчик, человек еще не старый). Но в низах Гоголь все же распространен, конечно, настолько, насколько распространена там книга; вернее сказать, распространен не весь Гоголь, а одно из его произведений -- "Тарас Бульба", это одно из любимых чтений низов.
Как Пушкин учился в школе
Познакомился я с ним в харчевне, за чайным столом, потом мы не раз встречались там же, разговаривали. Он человек лет пятидесяти, рабочий-каменотесец из крестьян Костромской губернии; работает в Москве давно. Товарищи по работе называли его Василием Прокофьевичем, так и я стал называть его, а фамилию мне как-то не пришлось спросить у нега. Как-то по моему почину разговор у нас зашел о книгах.
Василий
– - Я тогда еще холостой был, -- рассказывал он, -- работал в артели в Москве. И вот один наш паренек раздобыл эту "Капитанскую дочку" про Емельку Пугачева и стал читать. Он читает, а вся артель слушает. Бывало, придем с работы, надо бы спать ложиться, а мы не спим, слушаем, чем там дело кончится. Да ночей, может, семь слушали. Ну, это, действительно, занимательное чтение было. И ведь вся правда, все с правды списано.
Тоже вот еще "Камо грядеши?" -- очень хорошее чтение. Это я уж сам читал. Только не Пушкина сочинение, а Достоевского.
– - Сенкевича, -- поправил я его.
– - Да, это правда, Сенкевича, -- сказал он.
– - А Достоевского я видел у знакомого переплетчика -- "Преступление и наказание". Тоже, говорят, хороший роман. Просил почитать -- не дал, чужая, говорит.
Пользуясь подходящим случаем, я с целью узнать от него еще что-нибудь о Пушкине, стал рассказывать о том, какой тот был умный человек и великий поэт. Василий Прокофьевич выслушал меня с вниманием, затем в свою очередь рассказал, что ему пришлось слышать о Пушкине, о том, как Пушкин учился в школе и по своему уму и таланту стоял выше остальных учеников. От кого слышал он этот рассказ, он не помнит, дело было много лет тому назад.
Когда Пушкин учился в школе, учитель взял и посадил его на заднюю скамейку.
– - Ты, говорит, и без учения много знаешь, -- садись на заднюю скамейку, а которые остолопы -- пускай на передней сидят, чтобы у меня перед глазами были и слушали мой урок.
Пушкин и говорит:
– - Так и так, мне все едино.
А после того учитель, этот профессор самый, и задает такой урок:
– - Я, говорит, скажу вам свои слова, а вы на них скажете свои, только чтобы они в тахту [Т. е. в такт, в рифму.] приходились. Ну вот, говорит, слушайте: "взошло солнце и освещает землю".
Теперь, говорит, скажите свои слова.
Вот ученики бились-бились, ничего у них не выходит. А было их триста человек. Профессор и говорит:
– - Видно, без Пушкина дело не обойдется. Ну-ка, говорит, Пушкин, научи этих болванов в тахту сочинять.
А Пушкин говорит:
– - У меня такие слова припасены, что всему классу не по нутру будут.
А профессор говорит:
– - Ничего, не бойся, я за все в ответе.
Пушкин взял и сказал:
"Взошло солнце и освещает землю,
А вы, безумные народы, не знаете, что сказать".
Вот какую тахту сказал!
А ученикам не понравилось.
– - Что же это, говорят, он один умный, а мы дураки?
– - И стали задирать его.
Профессору подсунули сотнягу, чтобы он их руку держал. Вот профессор и говорит раз:
– - Что ж это ты, Пушкин, возвышаешься? Я, говорит, на что профессор, сколько унвирстетов прошел, сколько академий, а не называю безумными. Только, говорит, ты мало смыслишь и до настоящих пунктов не дошел.