Московские слова, словечки и крылатые выражения
Шрифт:
Итак, поздравительные стихи.
В той простонародной среде, о которой идет речь и для которой писали Никольские прозаики и поэты, на грани XIX и XX веков поздравление в стихах стало считаться хорошим тоном.
В московских трактирах на Масленицу половые, как рассказывает Белоусов, имели обыкновение поздравлять посетителей, поднося на блюде карточку с соответствующим рисунком, наименованием трактира и стихами.
В одном из таких поздравительных стихотворений утверждалось:
Мы для масленой недели Каждый год берем стихи И без них бы не посмели С поздравлением подойти.От трактирного поздравления требовалась некоторая выдумка: тут надо было и посетителям пожелать «благополучии», и хозяйский
Самым простым приемом была реклама с перечислением имеющихся блюд:
Снова праздник — прочь печали. Будь веселье в добрый час. Мы давно дней этих ждали, Чтоб поздравить с ними Вас И желать благополучий, Время шумное провесть, А у нас на всякий случай Уж решительно все есть: Наши вина и обеды Знает весь столичный мир, И недаром чтили деды Лопашева сей трактир.Обещали также хорошее обслуживание — «с почтением»:
С почтеньем публику встречает Большой Московский наш трактир.Но поэт старался вырваться из тесных рамок торговой рекламы, и тогда рождались целые лирические картины, в которых можно обнаружить знакомство автора с классической поэзией XIX века. Вот, например, образчик, где явно отразились почитаемые в Москве Языков и Вяземский, но в то же время это стихотворение — поэтическое приветствие наступившей Масленице — произведение чистейшего Никольского стиля:
Ликует град первопрестольный, Разгулу дав широкий взмах, И пенной чары звон застольный Под говор праздничный и вольный Звенит на всех семи холмах. И этот звон, сливаясь вместе, Волной могучею встает — О русской масленице вести По свету белому несет. Гремит серебряным набором Ямская сбруя на конях, И москвичи с веселым взором, Блистая праздничным убором, Летят в разубранных санях. А тройка мчится на приволье Стрелой, порывисто дыша, — Простора просит и раздолья Живая русская душа… В Большом Московском, пир справляя, Все веселится, как в гульбе… Здорово ж, гостья дорогая, — Привет, родимая, тебе!..Как и романисты, Никольские поэты использовали классические образцы, заимствуя их образы, строки, размер, но «перефасонивая» на нужный лад. В одном пасхальном стихотворении, образцом для которого послужило стихотворение И. И. Козлова «Вечерний звон», неожиданно прозвучали бунтарские мысли о всеобщем равенстве, возможно, мечты юности какого-нибудь спившегося чиновника из недоучившихся семинаристов:
Ранний звон, Заутрень звон, Какую радость Будит он! Тебя скорей Спешу обнять И счастье, радость Пожелать. Затем и всех Обнимем мы И вспомним тут, Что все равны.Обычно сочинители поздравлений довольно хорошо владели стихом, не сбивались с размера, соблюдали рифму. Но поскольку главное требование заказчика заключалось в том, чтобы «было складно», то иногда стремление к соблюдению рифмовки приводило к смешным оговоркам.
Динь-динь-динь! Вот полночь бьет: Новый год,Конечно, «много радостей и бед» — не очень-то подходящее сочетание для новогоднего подарка, но тут уж подвела рифма. Ничего не поделаешь: стихи!
Но особенно трогательно звучали стихи в устах дочки или сына-малютки, поздравлявшего родителей. Для этого случая тоже предлагались соответствующие стихи.
Вот поздравление от лица дочери, обращенное к матери:
Для тебя цветок растила, Для тебя и сберегла; Утром рано поливала, От ненастья охраняла, От жары оберегала; И тебе вот поднесла. Забот было с ним немало, Много дум было о нем: Листья все я обмывала, Стебель тонкий подпирала, Насекомых истребляла, Вспрыскиваньем табаком. Если за простым растеньем Должен быть уход такой. То с каким же ты терпеньем, И заботой, и уменьем, Ежедневным попеченьем Охраняла мой покой! За все хлопоты, заботы, За сердечный уход твой Я желаю: долги годы, Чтоб ни горесть, ни заботы — Жизни всякие невзгоды — Не мрачили твой покой.Стихотворение во всем — и в том, что оно говорит о цветке, и в сложной и обильной рифмовке с преобладанием женских рифм, придающих стихам дополнительную певучесть, — как бы служит для выражения нежных дочерних чувств.
Зато поздравление отца сыном выдержано в более жестких, мужских тонах, в нем есть даже что-то военное, и главные рифмы — мужские.
Мой папашечка дружочек! Вас приходит поздравлять Ваш малюточка-сыночек И вам счастья пожелать! Я подарка не имею, Чтоб папаше подарить, Но от сердца я умею О нем Господа молить! Хоть я мал, но ласки ваши Понимать уж мне пора; Вы, голубчик, счастье наше! Да хранит вас Бог — ура!Можно представить, как бывал растроган «папашечка».
Не ради курьеза, хотя в них можно найти много курьезного, приведены здесь эти старые поздравительные стихи. Они — частица литературного быта старой Москвы, и более того — частица истории великой русской литературы, они — живая модель важнейшего факта в ее истории — перехода устного народного творчества в письменную литературу, факта, без которого не было бы ни Пушкина, ни Достоевского.
А кроме того, они сами по себе — любопытная и яркая картина одной из сторон былой народной жизни.
«К неоконченному роману „Евгений Онегин“, соч. А. Пушкина, продолжение и окончание…»
Герои великих произведений литературы, придя на страницы книг из преходящего и уже никогда в будущем неповторимого отрезка жизни человеческого общества, затем снова возвращаются к людям, обретя если не бессмертие, то, во всяком случае, мафусаилов век, и становятся современниками новых и новых поколений.
Причем литературные герои порой обретают такую реальность существования, что оказывают влияние на жизнь людей. К ним апеллируют как к авторитетам, обстоятельства их биографий, черты характера обсуждаются с горячей заинтересованностью. И у многих, естественно, возникает желание вмешаться в судьбу литературных современников, что-то им посоветовать, поправить их, как люди любят это делать в отношении своих знакомых, родственников и соседей.