Московский душегуб
Шрифт:
– Недорого, – сказал Алеша, – но хорошо бы поторговаться.
Еще через полчаса Вдовкин и мистер Кугельман выпили на брудершафт, после чего Вдовкин сплюнул на ковер, а мистер Кугельман прополоскал рот водкой.
– Артачится, сука немецкая, – с улыбкой сообщил Вдовкин Алеше. – Не хочет сбавлять. Они же здесь за каждую копейку удавятся.
– О чем же вы столько времени балабонили? – разозлился Михайлов.
– Обсуждаем вопросы преступности. Что любопытно. Они опасаются проникновения нашей мафии на их рынок. Даже готовят специальный закон против русских гангстеров. Их можно
– Ты ему все сказал?
– Посочувствовал. У него трое детей. Я пообещал, что если мы Швейцарию на корню скупим, то его отпрысков по знакомству устроим в наш приют.
– Кончай комедию. Женя! Скажи ему, шестьсот тысяч – наша крайняя цена.
Для убедительности Алеша сам показал мистеру Кугельману шесть растопыренных пальцев. Тот радостно закукарекал и согласно закивал.
– Что он говорит?
– Говорит, цена и так заниженная, потому что владелец виллы недавно обанкротился. Он не имеет права сбавлять ни цента.
– Спроси, когда можно взглянуть на дом.
Вдовкин разлил по рюмкам водку, все чокнулись, выпили, и Вдовкин с Кугельманом вторично поцеловались.
Договорились, что послезавтра мистер Кугельман пришлет за ними машину и отвезет на озера. Перед уходом мистер Кугельман нацелился и с Алешей облобызаться на брудершафт, но тот уклонился.
– Я тобой недоволен, Евгений Петрович, – сказал он В до вкину, когда остались одни. – Ведешь себя как-то не заинтересованно, а ведь я тебе десять процентов комиссионных плачу с каждой сделки.
Вдовкин с блаженной миной разглядывал внутренности распахнутого холодильника. Ответа Алеша не дождался.
– Пойдем, что ли, поужинаем?
– Зачем? – удивился Вдовкин. – Да тут на целую неделю запасов.
– Город не хочешь посмотреть?
– Какой город? Цюрих, что ли?
– Хотя бы и Цюрих. Раз уж приехали.
Вдовкин выколупнул из стенки холодильника пузатую бутылку бренди.
– Нет, брат, меня уволь. Мне и тут хорошо. Это ты по молодости лет любопытствуешь. Для меня что Цюрих, что Шепетовка – все едино.
– Горяченького все же надо поесть. Иначе сломаешься.
Вдовкин отвинтил пробку у бутылки и понюхал горлышко.
– Пахнет заманчиво. Попробуешь?
Алеша уже смирился с мыслью, что от напарника толку не будет. Черт с ним, пускай жрет ханку и дрыхнет, а уж с утра придется взять его в оборот.
В ресторане на первом этаже он подошел к метрдотелю, ткнул себя пальцем в грудь и сказал:
– Руссише швайн! Понимаешь? Хочу поужинать. Битте шен.
Метрдотель, пожилой господин в смокинге, ничуть не удивился его изысканному обращению, все понял, проводил к удобному столику напротив эстрадного помоста и прислал розовощекого улыбающегося детину, который на русском языке произнес:
– Доброе утро! Чего желаете, господин хороший?
– Откуда будешь, солдатик? Из России?
– Нет Россия. Учился колледж, славянский отделений.
– Молодец, – похвалил Алеша. – Тогда принеси бифштекс, пиво и каких-нибудь закусок. Местных каких-нибудь. Какие у вас любят. Понял?
– Очень
Алеша подумал, что неплохо бы сделать и Вдовкину небольшой сюрпризик, чтобы он не закис окончательно.
– Скажи-ка, солдатик, а женщины у вас в Цюрихе есть?
Соседние столики пустовали, но официант на всякий случай сбавил голос до шепота:
– Господин желает прекрасно развлечься?
– Не во мне дело. У меня дружок в номере остался.
Вот ему необходима женщина. Он за этим и приехал.
Желательно даже две. Такие, чтобы поухватистее.
На простодушном лице официанта отразилась трудная работа мысли, – Не совсем понимай. Как значит – ухватистая?
Блондинка, брюнетка? Или?..
Он сделал плавный округлый жест, обрисовывая пышные женские формы.
– Одна блондинка, одна брюнетка, – уточнил Алеша. – Друг у меня чрезвычайно капризный.
– Когда надо?
– Прямо сейчас. Ему невтерпеж.
Официант не трогался с места.
– Ну, чего еще?
– Ухватистый дама дорогой цена.
– Сколько?
– Двести марок – одна дама.
– Это нормально, – согласился Алеша.
Чуть позже началось представление, и на эстраду выбежала танцовщица в черной кожаной, в обтяжку, сбруе. Она имитировала одну из высших форм сладострастия – изображала червя, извивающегося в подземной клоаке. Продолговатый зал ресторанчика причудливо окружал ее церковными рядами пылающих на столиках высоких свечей. Одинокое пятно света и бьющаяся в спазматических конвульсиях женщина-змея посреди замирающего ресторанного гула. Дурманящее зрелище.
Алеша вспомнил Вдовкина, который опроверг Эклезиаста. Все в мире суета сует, но и это всего лишь благостная выдумка слабого человеческого разума. Алеша расплатился, спросил у официанта:
– Что там с дамами, землячок?
– Господин не надо беспокоиться. Дама уже пошел.
…На улице было светло как днем, сквозь мертвенно-белесую электрическую завесу куцый лоскуток небес с пуговками звезд проглядывал декоративной нашлепкой.
Алеша покурил и вернулся в номер, где застал трогательную картину. Вдовкин, обложенный подушками, в пижамном наряде, сидел на кровати, как на троне, по обе стороны в креслах расположились полуголые девицы: одна беленькая, как сахар, вторая африканка, у каждой в руке по бутылке спиртного. Вдовкин, раскрасневшийся и воодушевленный, тоже с бутылкой, читал им суровые наставления и при каждой удачной фразе вместо точки прикладывался к горлышку; вслед за ним и девицы как загипнотизированные поспешно отпивали из бутылок. Не желая нарушать идиллию, Алеша отступил в гостиную, но Вдовкин его окликнул:
– Присоединяйся к нам, путник, – грозно изрек он. – Но выпивку принеси себе сам.
Девицы закопошились в креслах, захихикали, оборотя смазливые мордашки на Алешу, но Вдовкин злобно на них цыкнул, и они присмирели.
– Обращаю сих дщерей порока в истинную веру, – пояснил он, – Обе язычницы, лесбиянки, но сердца их отверзлись для восприятия добра.
Алеша подошел ближе, попытался поставить африканку на ноги, она тут же обвила его шею руками и ловко впилась в губы мокрым ртом. Алеша с силой ее оттолкнул.