Московский душегуб
Шрифт:
После того как прошлись по всему дому, по этажам и убедились, что комнаты меблированы богато, но ковры в холлах поистерлись, и на кухнях запустение и пыль, и на втором этаже разбито окно в спальне, Алеша заметил с таким видом, точно удостоверился в большом непоправимом обмане:
– Скажи Кугелю, что надо все же цену сбавить. А то получается, переплачиваем.
Вдовкин, который пользовался каждой заминкой, чтобы откупорить очередную банку пива, перевел.
Мистер Кугельман всплеснул руками и без роздыху молотил языком минут пять, точно в бреду. Алеша не
– Скажи, чтоб заткнулся. Чего он?
Вдовкин утер пенку с усов:
– Чего-то мудрит. Говорит, отдают задаром.
– Скажи, что с каждой сотни ему лично пять тысяч в лапу.
Мистер Кугельман, выслушав перевод, заново завел свою шарманку, рассылая во все стороны такое невероятное количество дружелюбных улыбок и гримас, что Вдовкину стало дурно, и он умчался на одну из кухонь, где приметил точно такой же холодильник, как в отеле.
Но этот холодильник оказался зловеще пуст. Вернувшись, он как ни в чем не бывало перевел, не дожидаясь, пока мистер Кугельман окончит фразу.
– Обещает постараться. Снесется с хозяевами.
Алеша смотрел на подельщика подозрительно:
– Ты куда сейчас мотался?
– Туалет искал.
– Женя, мы же договорились: до обеда ни капли крепкого… Ладно, скажи этому хрену, чтобы готовил купчую и завтра привез в отель.
* * *
…Вечером ужинали в ресторане. Русскоязычный официант подбежал к ним галопом.
– Что посоветуешь, землячок? – спросил Алеша. – Хочу дружку угодить, но это непросто. Он бывший дворянин.
– Рекомендуй форель в белом вине, – почтительно согнулся официант. – Также ребрышки барана.
– Зер гут, – согласился Алеша.
Вдовкин добавил:
– Бутылку водки и чего-нибудь солененького.
На эстрадный помост выскользнула женщина-змея и под тихий рокот оркестра начала раскручивать свои эротические кольца.
– Ты мог бы жить в Швейцарии? – спросил Михайлов.
– Это не ко мне вопрос, – устало отозвался Вдовкин. – Я жил и умер в России.
Глава 8
Мишу Губина телефонный звонок поднял из любимой осанны "плуг". Он никого не ждал в предвечерний субботний час, но телефон верещал с настойчивостью штопора, впивающегося в пробку.
– Алло! – сказал Губин негромко. Голос, возникший в трубке, был ему незнаком, но он догадался, кому он принадлежит. Пышная копна рыжеватых волос, зеленые глаза, тайно-развратные ужимки.
– Угадай, Мишенька, кто тебя беспокоит?
– Откуда у тебя мой телефон?
– А почему я звоню, тебе неинтересно?
– Ответь на мой вопрос.
Мелодичный смешок, прикуривание сигареты, многозначительная пауза. Она оторвалась от "хвоста" на Пушкинской площади умело, дерзко, без затей. В тот раз объявил Гене Маслову выговор с последним предупреждением.
– Это так важно, Миша?
– Не только это. Кто ты такая? Чего тебе надо от Насти Михайловой?
– Хочу пригласить тебя на свидание.
– Приглашай.
– Через час в "Подиуме". Тебе подойдет?
"Подиум" – небольшое аристократическое заведение
– Почему в "Подиуме"?
– Там очень вкусное лобио. А где хочешь ты?
– Мне все равно. В "Подиуме" так в "Подиуме".
Через час буду.
Он повесил трубку, пока она еще что-то лепетала. Ее зовут Таня. Но теперь он был уверен, что если ее зовут Таня, то с таким же успехом его самого можно называть Ибрагимом Евграфовичем. "Подиум". Надо заметить, Губину не очень хотелось без нужды "засвечиваться" на чужой территории. Южные кланы давно поделили Россию на торговые зоны и полагали, что это вполне нормально. Как убедительный аргумент в справедливости своих притязаний, они приводили в пример главенствующее положение сицилийской "Коза ностры" в Америке. Итальянцы тоже были там чужаками, но никто не ставил им палки в колеса. А те, кто пытался ставить, включая и президентов, горько потом об этом жалели.
В последние год-два ситуация изменилась, но не в Америке, а в России. С одной стороны, пользуясь безвременьем, южане грабили и терроризировали обеспамятевшую страну с какой-то особенной удручающей наглостью, не соблюдая никаких правил, чем непоправимо настроили против себя общественное мнение, никем пока, правда, не организованное в реальную силу противодействия; с другой стороны, взросли и окрепли, как грибы под дождем, собственные отечественные "беспредельщики"; уже вовсю скалила зубы молодая "русская мафия", отчаянная и азартная, готовая изгрызть и переварить даже мраморные пьедесталы вчерашних свергнутых идолов. Пальба, взрывы на улицах Москвы, неопознанные трупы в канализационных люках, за одну ночь поднимающиеся особняки в пригородах, как и многое другое, говорило о том, что арьергардные схватки заканчитаются, но генеральные сражения с большой кровью и потрясением основ были еще впереди. К ним готовились и те, и эти, недосыпая ночей у штабных амбразур.
В "Подиум" Миша Губин приехал за десять минут до назначенного времени, но не успел сесть за столик, как увидел пересекающую уютный зальчик рыжеволосую стройную девушку в умопомрачительном мини-наряде.
Девушка сияла такой ослепительной улыбкой, словно заново увидела любимого человека, после того как недавно проводила его в могилу.
– Чао!
– Добрый вечер.
– Извини, что опоздала.
– Угу.
– Я такая голодная, прямо жуть! Можно я закажу для нас обоих?
– Конечно.
– Сразу условимся: я пригласила, я и плачу. Согласен?
– Еще бы.
Заказывать вообще не пришлось. Таню тут, видно, хорошо знали. Смуглый красавец с блестящей серьгой в левом ухе мгновенно уставил стол холодными закусками, посредине водрузил графин с малиновой жидкостью.
– Что будете пить, господа? Таня, тебе армянский?
Таня вопросительно взглянула на кавалера.
– Нарзан, если можно, – сказал Губин.
– На горячее, как обычно, шашлычок?
– Только попостнее, – попросила Таня.