Московский душегуб
Шрифт:
Хотя это была не совсем обычная клиника, приватизированная. Губин зафрахтовал три палаты. В одной жила Настя, в другой Вдовкин спал вместе с телохранителями. В коридоре и возле больничного корпуса постоянно дежурили не меньше шести человек.
– Он выдюжит, – сказал Вдовкин. – Ты что, разве его не знаешь?
– Если бы я могла поговорить с ним. Это ведь он все от обиды натворил.
За трое бредовых трезвых суток Вдовкину уже не раз приходилось выслушивать от нее такие вещи, на которые, как ему казалось, она прежде была
– Мама, папа, Алеша, – Настя загнула пальцы. – Я всегда старалась, чтобы им было хорошо. А что получилось? Почему, Женя? В чем я виновата?
В палату вошел врач – Георгий Степанович Дехтярь.
Сорокалетний искусный хирург, обличьем напоминающий боксера-тяжеловеса. При этом у него постоянно был такой вид, словно он только что чудом увернулся от нокаута. Он сам оперировал Алешу, а это, по отзывам медперсонала, было крупным везением для любого умирающего.
– Все то же самое, Георгий Степанович, – плаксиво пролепетала Настя, и Вдовкин на всякий случай приготовил чистую салфетку. Доктор посмотрел на нее неодобрительно:
– Вы чего хотели, милая? Чтобы он краковяк танцевал после таких потрясений? Рано, милочка. Я всегда говорю своим больным: не лезьте под пули. Куда там! Все же теперь умные. Но я тоже не волшебник.
Хотя…
Он склонился над Алешей, словно принюхиваясь.
– Да нет, значительно лучше. Значительно! Цвет лица совсем другой.
– Правда?! – Настя просияла, точно озаренная солнцем. Доктор смутился и слегка покраснел, и Вдовкин отлично понимал почему. Иногда Настин взгляд становился таким, что хотелось до него дотронуться.
Пожилых, видавших виды людей это шокировало.
– Вы всю ночь здесь просидели? – спросил доктор.
– Конечно, всю ночь, – ответил за Настю Вдовкин.
– Тогда так. Я вам приказываю отдохнуть и выспаться. Или лишу вас доступа.
– Доктор, ему правда лучше?
– Конечно, лучше. Это же очевидно.
Настя, что-то бормоча себе под нос, покинула палату. Вдовкин знал, что минут через десять она вернется.
– Чего-то все в горле пересохло, – пожаловался он хирургу. – У вас тут нет спиртика под рукой?
– Не держим, – сухо ответил Георгий Степанович. – Но напротив больницы пивнушка. Примета, знаете ли, счастливого времени. Водка на каждом углу.
– Вам ли жаловаться на время, доктор. Вон какую больничку откупили от трудового народа.
Дехтярь промолчал, но щеку скривил, как в нервном тике. Пожилая медсестра вкатила хирургический столик, на котором все было приготовлено для перевязки.
Вдовкин пошел звонить Филиппу Филипповичу, с которым связывался каждые три часа. Михайлов, возможно, умирал, и это было некстати. Множество сил и средств было задействовано в многоходовой комбинации по дележу необъятного наследства Благовестова, но исход незримой схватки был пока туманен. Чаша весов склонялась то в одну, то в другую сторону. Кое-что должна была прояснить встреча
Вдовкин доложил Филиппу Филипповичу, что состояние Алешине без изменений, но у доктора есть надежда, что в ближайшие сутки он не окочурится. Воронежский, как обычно, был настроен философски:
– Вы же понимаете, Евгений Петрович, что без Михайлова все рухнет?
– Смотря что вы имеете в виду.
– Я имею в виду весь этот затянувшийся отрезок нашей жизни.
– Я бы не стал из-за этого переживать. Как говорится, был ли мальчик?
– В каком-то высшем смысле вы, наверное, правы.
Вдовкин глянул на ручные часы – половина двенадцатого. Он спустился вниз, пересек улицу и вошел в бар с интригующим названием "Пуэрторикано". Один Бог знает, что это обозначало. Бар только открылся, был пуст, но за стойкой копошилась молодая женщина в зеленом блейзере, в меру накрашенная. Вдовкин попросил коньяку и чашечку кофе. Барменша мгновенно подала и то и другое, подмигнула:
– Вы оттуда, молодой человек?
– Откуда – оттуда? Я, как и вы, произошел из материнского чрева.
Женщина улыбнулась с подчеркнутой готовностью к более основательному знакомству.
– Ну и устроили вы нам веселую жизнь.
– В каком смысле?
– Третий день улица перекрыта. Прогораем. Если не секрет, кого же вы так охраняете?
– А-а, вы вот про что, – Вдовкин с наслаждением осушил рюмку. – Один известный ученый, изобретатель радио. И вот ногу подвернул.
– Так я вам и поверила… Видали мы крутых, но таких у нас еще не было. Место-то тихое, окраина.
Расплатившись, Вдовкин вернулся в клинику. По пути перекурил с Кешей Смолиным, одним из лучших губинский выдвиженцев.
– Как шеф? – почтительно поинтересовался дюжий малый.
– Да ничего вроде. На поправку пошел.
– Суки рваные, – сказал Смолин с душой. – Прошляпили, подонки. За это надо яйца отрывать.
– И я так думаю, – согласился Вдовкин. Коньяк его подкрепил, и он вернулся в палату в благодушном настроении. Настя ухе была тут, и доктор Дехтярь в который раз подробно объяснял ей, какие разрушения произвели выстрелы в организме Михайлова, что удалось сделать на операции и на что можно надеяться в дальнейшем. Не заметно было, чтобы доктора это утомляло.
Настя слушала его с таким напряженным лицом и с таким благодарным свечением глаз, словно внимала Дельфийскому оракулу. Вдовкин вошел в тот момент, когда врач растолковывал, что происходит при компактном разрыве легочных тканей. Алеша тоже прислушивался к лекции, но с закрытыми глазами. Вдовкин бросил взгляд на приборы, которые, как вообще любые приборы, были намного ближе его сердцу, чем люди, и изумленно воскликнул:
– Поглядите, доктор!
Синусоида дыхания выровнялась и пики обозначились резче.